Март

«Новенький» -  блондин с залысинами, обещающими перерасти в безбрежный пробор, появился в конце сентября на втором курсе. Его выделяли вежливость, утонченность в обращении среди однокашников. Он сутулился от смущения всякий раз, когда встречался с ней взглядом, а при встречах, будь то и пятый раз на дню, вежливо здоровался.

- Несчастный второгодник из прибалтийцев, - предположила она. 

После первой же сессии мнение радикально изменилось, когда в его зачетке появились только «отл.», даже от самой «Хильды», заведующей кафедрой математики.  

Вскоре от девчонок группы он получил ласковую кличку «Сеня - Лапочка», как производное от его настоящего имени Симион. О нем уже знали, что он из Румынии. 

В шестидесятые много было студентов из стран социалистического лагеря, Африки, южной Америки, Азии и, конечно, Европы. Такова была политика Советского Союза после фестиваля молодежи – развивать дружеские отношения со  странами, а попросту говоря, так поставлялись «троянские лошадки».  Ведь в молодости закладываются чувства любви, многие из которых заканчивались браками. 

В группе механиков-полиграфистов было всего шесть девчонок, половина – москвички. Одна из них уже «кадрила румына» или по-современному - «положили на него глаз». А его по-прежнему тянуло к той, что не была из Москвы. Как цветок к солнышку, хотя полного света от «солнышка» пришлось подождать. «Тучка», заслонявшая «солнышко», по имени Иван «испарилась» более чем через два года после своего появления.

Знакомство с «Новеньким» шло постепенно.  Однажды она пропустила практическое  занятие по ТММ, на котором были розданы варианты будущего проекта. Он записал ее вариант, и это было предлогом заговорить с ней. 

Уже потом, когда она мучилась над проектом, а он, сдав свой,  готовился к экзамену по научному коммунизму, безнадежно стараясь выучить то, что ему, как иностранцу, не имело ни логики, ни смысла учить, впервые пришел к ней. Взяв с собой листок бумаги, исписанный словами, смысл которых ему был незнаком, затаив дыхание, постучался в дверь. 

Ей не составляло большого труда объяснить и слова, и премудрости создания первого в мире справедливого государства. Все  это ей  внушалось еще до рождения, с первого места жительства - в утробе матери. С материнским молоком  впитывалось, что она счастливым детством и всей остальной жизнью обязана родной партии, а ее дети будут жить при коммунизме. И в этом она тогда не сомневалась. 
 
Перед уходом он задержал взгляд на ее чертежной доске, где несколько точек уныло соединялись слабенькими прямыми. 

- Твой проект по ТММ?

- Да,  ТММ - «тут моя могила», - уныло растолковала новое для него значение предмета «Теории машин и механизмов». 

Остаток вечера ушел на «вытаскивание из могилы».  Потом пили чай вместе с девчонками, жившими в этой же комнате. 

А дальше однокурсники заметили, что на лекциях они уже сидели рядом, после лекций уходили вместе, а по дороге в общежитие  им явно не было скучно.  
Чем больше они общались, тем обоим становилось яснее, что им все труднее обходиться друг без друга. Открывалось много общего. Оба любили театр, оперу, живопись. Вдвоем чувствовалось надежно, стабильно и спокойно, только труднее стали расставания по вечерам. 

Пока что все оставалось на уровне поцелуев. Она твердо помнила бабушкин наказ из рассказов матери: «Он плачет – просит, а ты плачь – не давай», но понимала, что, сколько бы веревочка не вилась, конец-то наступит. Об этом намекали эротические сны, где все тело приятно напрягалось, ждало естественной развязки,  но просыпалась в самый интересный момент. 

- Девчонки, пришла пора отдаваться,- прагматично сказала она в одно воскресное утро. 

- И как ты себе это представляешь?- спросила удивлённая Элен, у которой свой роман с Ромкой-москвичом приближался к своей кульминации. 

- Пока  не решила, но точно знаю, что это будет подарок человеку, который меня любит. 
- А ты?

- Так уж сложилось, что разрыв с Иваном всё еще меня гнобит. Наши отношения и чувства на расстоянии были лучше. В любви «заочной»  мы создаем героя  наших грез, приписывая ему те качества, которых у него нет. Когда же сталкиваемся ближе – сказка рассеивается. Вот почему столько разводов. Семью надо строить иначе. Это я решила еще в пятом классе, когда мои развелись. Их любовь мне с братом боком вылезала…, - со вздохом закончила она. 

- Ну, ты даешь, - задумчиво сказала третья жительница комнаты. 

- Пока нет, но… – скоро,- уже снова смеялась она,- а знаешь, Элен, что посоветовал мне твой Роман, помнишь, мы справляли седьмое ноября у него на улице Правда? 

Это был первый праздник, отмечаемый не в общежитии, а в двухкомнатной «хрущевке» главного инженера комбината «Правда», который с женой и младшим сыном уехали на дачу. Оставалась только бабушка Романа, но не было бы студентам счастья, да несчастье помогло. Она попала перед самым праздником в больницу. И как ни печально сложилось положение для всей Ромкиной семьи, бабуля запретила что-либо менять в планах будущего праздника ее внука. Вот тогда сделалась знаменитой фраза Романа:  

- Все в порядке, бабушка в больнице. 

Семена пригласили впервые, потому что у Викульчика опять не сложилось с Иваном, а вечеринка без нее, что салат оливье без солененьких огурчиков. На этой вечеринке Ромка, приглядевшись к Семену и выпив с ним прилично, нашел минутку посоветовать:

- Викульчик, Иван наш человек, я его уважаю, но мой тебе совет: держи курс на Бухарест. Иван – мой друг, но правда мне дороже, - закончил он с пафосом. 

Этот совет стал путеводной звездой в дальнейшей ее судьбе. В этот вечер Семенчик-Лапочка осмелился на первый поцелуй. Танцевали всю ночь, а утром после завтрака отправились в общежитие отсыпаться каждый в свою комнату. Он – счастливый, она – в смущении, как же будет дальше с Иваном? 

После необыкновенно холодной зимы, казавшейся Семену нескончаемой, приближался день ее рождения. Он сделал ей предложение, и она согласилась стать его женой. Они даже ходили в ЗАГС. Там у него потребовали справку-разрешение на брак от правительства Румынии и за неимением таковой - отказали. Поэтому на зимних каникулах в Бухаресте он подал прошение на разрешение вступить в брак с гражданкой СССР. 

Нововведение о браке с иностранцами было сделано не случайно. Бразды правления уже были в руках семейства Чаушеску, которые явно разворачивали страну спиной к Кремлю. 

В институте на потоке уже все знали, что они скоро поженятся. Удивления как такового не было. Ему шел двадцать седьмой, а ей скоро двадцать два исполнится. По старым меркам – чуть не старая дева. 

Тем же ноябрьским составом решили отметить эту дату в ресторане «Бухарест», выказывая солидарность Семену. Первое марта пришлось на четверг. Договорились, что подарком Викульчику - праздничный ужин. Семен удивил всех, преподнеся слабому полу по «мартишорке». Он объяснил существование румынской традиции: в первый день весны дарить мартишор – символ весны, пожелание благополучия, успеха или признания в любви. Глядя на виновницу праздника, добавил, что его мартишорка – сама именинница, родившаяся специально для него первого марта. 

Студенты всегда умели веселиться максимально с минимальными затратами. В этот первый мартовский вечер в ресторане Бухарест посетителей было немного, но за этим столом настроение было весеннее. Официанта просвятили, что Семенчик – иностранец из Румынии и заказывать будет он. Танцевали, шутили, ели с неистощимым студенческим аппетитом  румынские «мититей». Хотя Семен утверждал, что национальное блюдо слабо напоминало его оригинальный вкус. 
В общежитие вернулись на такси. Несколько поцелуев у двери ее комнаты и напоследок:
- Зайду  утром за тобой, хорошо?

А утром свершилось то, чего она ждала, хотела и боялась. Она и не думала вспоминать бабушкины и мамины наказы. Он не просил, этого хотела она сама. Уговорила девчонок покинуть комнату чуть раньше обычного. Ничего не подозревающий Семен-Лапочка появился на пороге и прочел в ее взгляде то, о чем мечтал уже давно. 

Это была самая счастливая пятница для обоих. Впервые одни в кровати и совершенно голые, и никакого стыда! Только нежность и легкое весеннее безумство страсти. Когда состояния обоих душ и молодых тел достигли абсолютного равновесия, случилось их взаимопроникновение. Она стала Женщиной и гордилась этим. Ей было невдомек,  какова ее женская доля, двери которой отрыла она сама. Просто  было приятно лежать в его объятиях и чувствовать биение сердец, ставших для них одним на целых тридцать семь будущих лет, а на ум лезли строки из давным-давно случайно прочитанного стихотворения Бальмонта: 
Мы не по закону,
Мы по благодати,
Озарив иконы,
Ляжем на кровати.
Мы не знаем страха выше , чем желанье.
Мы во тьме кромешной райское сиянье

И пусть текст не совсем точен, верна была ситуация счастливой первой ночи мартовской кошки, вернее дня. К возвращению подружек из института комната блестела, а виновники порядка ушли в кино. Наступили другие времена, но во все времена народная поговорка верна: она не захочет, он не вскочит…