В августе 1967 года, как раз перед началом учебного года, мать решила полечить мне зубы. До этого мои молочные зубы лечились проверенным дедовским способом ─ удалением при помощи нитки и двери. Свечкой, слава богу, мне в лицо не тыкали, а просто дергали дверь. И все было нормально. Я, конечно, боялся, лил слезы, но все это быстро проходило и забывалось. А тут ─ поход к зубному врачу. Запомнилось, да так, что на всю жизнь.
Помню убогий коридор детской поликлиники (современный адрес Хорошевское шоссе д. 21-а), темный (видимо был вечер, а когда матери вести меня в поликлинику ─ только вечером после работы), лампы горели через две на третью… народа было мало ─ прием уже заканчивался… кое-где уже мыли пол… Помню меня вели вдоль каких-то стеклянных стены наполовину закрашенным белой краской, которые отделяли кабинет от прохода, был грустно и страшновато. Но это было только начало.
Самое страшное ждало меня впереди ─ полутемный кабинет, кресло, в которое меня усадили, врач ─ огромная толстая бабища (как она мне казалась с моих неполных семи лет), закутанная в белый халат по самые глаза, яркий свет в лицо ─ все это наводило уже не страх, а ужас. Я крепился, держался, пока мать была рядом, но когда ее выпроводили в коридор со словами – «тут ерунда, подождите немного…», я почувствовал себя на грани срыва. Все естество мое затрепетало в преддверии готовящейся экзекуции. Врачиха схватила щипцы и полезла мне в рот, не сделав анестезии, посчитав, что щипцами с молочными зубами она справится в два счета, не хуже чем моя мать с дверью, и я особенно боли не почувствую. Но руки матери ─ одно, а руки бездушного врача, который тем более торопится побыстрее уйти домой ─ другое. Как только она потянула мой зуб, меня прохватила адская боль. Может быть она и не показалось бы мне такой сильной, будь я дома и будь мать рядом. Но здесь, в убогой обстановке социалистической поликлиники, без матери рядом, я испугался и заорал сильнее чем нужно. Единственное спасение, которое пришло мне на ум ─ бегство и я попытался выскочить из кресла. Врачиха навалилась на меня всем пузом, пытаясь удержать, но я сопротивлялся не на шутку (еще бы речь шла о жизни и смерти) и, несмотря на мой юный возраст, справится со мною было довольно сложно. Понимая, что проигрывает, врачиха позвала двух своих прислужниц, которые схватили мои руки и прижали к подлокотникам кресла, при этом стараясь удержать мою голову в том положении, чтобы можно было вырвать зуб. Я продолжал орать и яростно сопротивляться и уже не помню как, но мне удалось вырваться на секунду и кого-то из своих мучителей укусить за руку. Раздался еще более ужасный крик, теперь уже женский, и тогда, окончательно испугавшись за происходящее, в кабинет, с криком «что здесь происходит», влетела мать. Руки врачей ослабли и мне удалось выскочить из кресла и убежать.
Что дальше было помню плохо… мать вела меня к остановке троллейбуса, поминая всеми ругательствами врачиху Долгову. Из ее причитаний я понял, что врачи отругали мою мать за то, что она вырастила такого невоспитанного ребенка, который посмел (!) в свои неполные семь лет укусить врача (!). Кстати, для тех кто молод или не помнит ─ в совковый период учителя и врачи приравнивались к святым и показушно уважались и восхвалялись. Извинятся за причиненную мне боль и страх врачи не собирались. Мне было больно и обидно, но уже не страшно…
Также, из мамкиных слов, мне запомнилась фамилия врачихи ─ «Долгова». В течение нескольких лет после этого случая я вздрагивал при упоминании этой фамилии. Потом время залечило раны, но неприятие фамилии Долгова сохранялось в течение многих-многих лет. Помню мне уже около двадцати пяти и по работе мне пришлось встретится с человеком по фамилии Долгов. Услышав, как его зовут, я скорчил такую рожу, что он даже спросил меня ─ «что-нибудь случилось?». Мне пришлось что-то быстро приврать лишь бы выйти из этого некорректного состояния.
Помню, что возвращаясь домой, я поклялся убить Долгову, как только вырасту. Слава богу, что когда я дорос до того возраста, когда смог бы ее убить, меня перевели в другую поликлинику, а Долгову отправили на пенсию. Но все равно ─ проезжая по Хорошевскому шоссе, хоть изредка, да брошу взгляд на это угрюмое серое здание, где была моя детская поликлиника. Сейчас это вспоминается почти с улыбкой, но холодок вске же по спине пробегает….
После этого «лечения» у меня на всю жизнь отложился страх перед зубным врачом. Все прошедшие годы я до смерти боялся и продолжаю боятся зубных врачей. Даже сейчас, когда лечении зубов боли не приносит, я вздрагиваю, входя в кабинет зубного врача. У меня нет сил победить тот, почти подсознательный, детский страх перед зубным креслом.
Свободное копирование
