ПРИДВОРНОЕ КОЩУНСТВО
(О Демьяне Бедном)
Летом 1921 г. в «Правде», в «Бедноте» и в «Рабочей газете» печатался кощунственный пасквиль на Евангелие: «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна».
Это был разгар НЭПа. Религиозных, верующих людей тогда не преследовали. Грязная стряпня придворного борзописца вызывала возмущение во всех слоях русского общества. Уже один заголовок приводил людей в содрогание. Жирный, безнравственный боров называл себя евангелистом Демьяном.
Слава и материальное благополучие Демьяна Бедного к этому времени достигли вершины, недоступной для других писателей. Его стихотворные фельетоны и басни печатались одновременно в трех московских газетах причем каждая редакция выплачивала «ведущему поэту страны» повышенный гонорар. После появления в периодической прессе, стихи выпускались отдельными брошюрами и книгами баснословными по тому времени тиражами.
Грязное словоблудие пестрило текстами из Евангелия. Они брались, как эпиграфы к каждой главе. Пошлость и цинизм стихоплета не знали предела.
Поэт жил в Кремле. Его квартира состояла из нескольких огромных комнат, большую часть которых занимала знаменитая библиотека, о которой говорили с завистью в писательских кругах. В истории этой библиотеки много темного, грязного, жульнического. В дни февральского и октябрьского переворотов Демьян Бедный рыскал по дворянским подмосковным усадьбам и грабил ценнейшие книгохранилища. В его библиотеке были такие уникумы, которые во всем мире сохранились в двух-трех экземплярах.
Многие мечтали хотя бы взглянуть на редкостную библиотеку, но такой чести удостаивались единицы. Познакомиться с поэтом было не так просто. К нему попадали только те, которыми он почему-либо заинтересовался.
В это время он весил больше восьми пудов и походил на откормленного кабана. Вот его портрет того времени: лысая, бритая голова, суживающаяся к верху, продолговатое розовое лицо с толстыми щеками, маленькие серые похотливые глаза, тройной подбородок, жирные складки на красной шее, выпирающий живот, хриплый голос. Белье, костюмы, обувь — безукоризненны. В мимике, в каждом жесте, в походке, в позах — сознание своего превосходства, величия, значимости, уверенности, что он осчастливливает всякого, разговаривая с ним.
Отсутствие благородства делало этого льва советской литературы опасным для общества и, в особенности, для женщин. Он не стеснялся в выражениях и поступках, оставаясь наедине с женщиной любого возраста. Чувствуя себя застрахованным от правосудия, он не ограничивал себя ни в чем.
Для него была конфискована правительством одна из лучших дач в Мамонтовке, в 23-х километрах от Москвы по Северной железной дороге.
Демьян Бедный превратил её в неприступную крепость. Участок в восемь гектаров был обнесен плотным деревянные забором, который заканчивался вверху острыми зубцами. Поверх зубцов шла в три ряда колючая проволока. За входной калиткой стояла будка для трех сторожей, дежуривших днем и ночью по 8 часов подряд. В подкрепление сторожам были три немецких овчарки.
Всякий, пожелавший увидеть поэта, сначала нажимал на кнопку звонка. После этого в калитке приоткрывалось окошечко, в которое заглядывали сразу два живых существа: сторож и собака. Посетитель, назвав свою фамилию, говорил, что хотел бы повидать Ефима Алексеевича. Сторож звонил по телефону поэту. Если фамилия гостя была неизвестна и цель его посещения малозначительна, поэт отвечал:
— К сожалению, я очень занят и принять не могу.
Если гость был не рядовым советским гражданином а знаменитым ученым, поэтом, артистом, доктором, инженером, его впускали на территорию дачи. Собаки были приучены — не лаять на того, кто проник в крепость с согласия её владельца.
Деревянный стильный дом со шпилями, открытыми и застекленными верандами, балконами, балкончиками, широкими лестницами и узкими лесенками стоял в центре участка.
Вдоль деревянного забора росли стройные елки. Пространство между забором и домом занимали клумбы. С южной стороны к даче примыкал лес. В лесу были уютные тропинки, полянки, беседки, гроты, на опушке с другой стороны теннисная площадка.
Центр дома занимал высокий зал, похожий на католический храм с высокими узкими окнами с двух сторон. Свет сквозь разноцветные стекла падал яркими бликами на пол и на мебель.
На том месте, где был когда-то алтарь, хозяин устроил сцену для домашних спектаклей и концертов. Вдоль стен зала стояли шкафы с книгами. Здесь принимали гостей. В жилые комнаты никого из посторонних не впускали.
Обедали на открытой веранде. Обеды были сытные, жирные, обильные. Для дам подавалось вино, для мужчин водка.
— Ни одного гостя я не отпускаю от себя трезвым, — хвастался хозяин.
Часа через два после обеда пили чай. Поэт клал в стакан 4 куска сахару и две ложки варенья. Любимым его печеньем был сдобный кулич с ванилью.
Свободное копирование
