авторів

1634
 

події

228293
Реєстрація Забули пароль?
Мемуарист » Авторы » Rodion_Beryozov » Цветок неповторимый (о Сергее Есенине) - 11

Цветок неповторимый (о Сергее Есенине) - 11

25.01.1978
Лос-Анджелес, Калифорния, США

* * *

 

Клюев признался Павлу Васильеву в своей жестокости:

— Я погубил Сереженьку! Если бы я не прогнал его в то утро, он не надел бы на себя петлю. Бог жестоко накажет меня за это!

Все газеты поместили сообщения о гибели Есенина. Была создана комиссия по организации похорон под председательством Александра Константиновича Воронского. Гроб из Ленинграда привезли в Москву и поставили в Доме Печати, на Никитском бульваре, возле Арбатской площади. Людские потоки к гробу не прекращались до самых похорон. На траурном полотнище, протянутом по фасаду дома, Есенин назывался гениальным русским поэтом. Вся Москва шла с последним прощальным приветом к тому, кто может быть иногда нарушал ее спокойствие, но был дорог для нее, как Евангельский «Блудный сын», одаренный огромным талантом.

Убитая горем мать не отходила от гроба. Тут же были отец, сестры, друзья. Звучала траурная музыка в исполнении известных скрипачей и виолончелистов. Все время у изголовья и в ногах покойного стоял почетный караул из писателей, артистов, художников, друзей и почитателей поэта. Художники делали зарисовки.

В день похорон, 31 декабря, была сильная оттепель: по улицам и бульварам бежали ручьи, с крыш капало. Люди говорили:

— Природа плачет о том, кто так чудно описал ее.

Гроб поднесли к памятнику Пушкина. Было очень скользко. Несущим гроб нужно было соблюдать большую осторожность. Совсем недавно, только в июне прошлого года, в связи с 125-летием со дня рождения Пушкина, Есенин читал возле памятника стихотворение, посвященное великому поэту. Оно было в памяти у многих:

 

Мечтая о могучем даре

Того, кто русской стал судьбой,

Стою я на Тверском бульваре,

Стою и говорю с тобой.

 

Блондинистый, почти белесый,

В легендах ставший, как туман,

О Александр! Ты был повеса,

Как я сегодня хулиган.

 

Но эти милые забавы

Не затемнили образ твой,

И в бронзе выкованной славы

Трясешь ты гордой головой.

 

А я стою, как пред причастьем,

И говорю в ответ тебе:

Я умер бы сейчас от счастья,

Сподобленный такой судьбе.

 

Но обреченный на гоненье,

Еще я долго буду петь

Чтоб и мое степное пенье

Сумело бронзой прозвенеть.

 

«Долго буду петь»... Увы, так недолго звучала песня Есенина... всего полтора года. Тогда он стоял у памятника с высоко поднятой головой, без шляпы. Его кудри колебались от ветра. Теперь он в гробу, среди цветов, и кудри его превратились в прямые нити.

От памятника процессия двинулась к Никитским воротам и дальше по Малой Никитской и Кудринской площади, а от нее к Красной Пресне. Огромное скопление народа останавливало трамвайное и автобусное движение.

Могила была приготовлена на Ваганьковском кладбище. К могиле пришли все женщины, с которыми когда-то поэт был в близости: Елена Изряднова, Зинаида Райх, Галина Бениславская, Надежда Вольпина, София Толстая. Не было только Айседоры Дункан, но она прислала телеграмму соболезнования русскому народу.

У самого края могилы, на желтом песке рыдала Зинаида Райх, поддерживаемая Мейерхольдом, ее теперешним мужем. Перед опусканием гроба в могилу, Орешин прочитал стихотворение:

 

Милый, ты назначил встречу,

Только где твой дом?

Как туда тебе отвечу,

И каким письмом?

 

Все я сделаю, как надо,

И не поленюсь,

Чтобы красным листопадом

Прозвенела Русь.

 

По снегам и по морозам,

Без дорог пройду,

На ушко твоим березам

Расскажу беду.

 

Сяду вкруг осин пригожих

На ключек травы.

— Синеглазого Сережу

Не видали вы?

 

Да не он ли на опушке

Нам под Новый Год

Развеселые частушки

Соловьем поет?

 

Это он судьбу ворожит,

Это он поет.

— Русь, не ты ль вокруг Сережи

Водишь хоровод?

 

Светлый, радостный, кудрявый,

Он стоит один,

Озарен всемирной славой

Средь степных равнин.

 

Милый, ты назначил встречу

Кровяным письмом...

Соловей мой, я отвечу,

Я найду твой дом!

 

Почти все, толпившиеся возле могилы, рыдали. Когда застучала земля о гробовую крышку, раздался громкий вопль:

— Прощай, моя песня, сказка моей жизни!

Это прощалась с Сергеем Есениным Зинаида Райх. Но теперь ее ревнивый муж был спокоен: пусть она называет его как угодно, он не встанет из могилы. Дети Есенина — Таня и Костя оставались дома по приказу матери. На похоронах присутствовал лишь светловолосый первенец Есенина от Изрядновой, а Надежда Вольпина была беременна от поэта, которого хоронили.

Через несколько дней в Художественном Театре состоялся вечер памяти поэта. Были речи, воспоминания, пение, траурная музыка, чтение стихов. Молодая артистка в темном платье прочитала стихотворение:

 

Цветы мне говорят: «Прощай»,

Головками склоняясь ниже,

Что я навеки не увижу

Ее лицо и отчий край.

 

Любимая, ну что ж, ну что ж!

Я видел их и видел землю,

И эту гробовую дрожь,

Как ласку новую приемлю.

 

И потому, что я постиг,

Всю жизнь пройдя с улыбкой мимо,

Я говорю на каждый миг,

Что все на свете повторимо.

 

Не все ль равно — придет другой,

Печаль ушедшего не сгложет,

Оставленной и дорогой

Пришедший лучше песню сложит.

 

И песне внемля в тишине,

Любимая с другим любимым,

Быть может вспомнит обо мне,

Как о цветке неповторимом.

 

Все были потрясены письмом Льва Троцкого. Оно было прочитано Василием Ивановичем Качаловым:

«Мы потеряли Есенина — такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего. И так трагически потеряли! Он ушел сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом — может быть со всеми нами. Поразительны по нежности и мягкости эти его последние строки. Он ушел из жизни без крикливой обиды, без позы протеста, не хлопнув дверью, а тихо призакрыв ее рукой, из которой сочилась кровь. В этом жесте поэтический человеческий образ Есенина вспыхнул незабываемым прощальным светом.

Есенин слагал острые песни хулигана и придавал свою неповторимую есенинскую напевность озорным звукам кабацкой Москвы. Он нередко кичился дерзким жестом, грубым словом. Но подо всем тем трепетала совсем особая нежность неожиданной, незащищенной души. Полунаносной грубостью Есенин прикрывался от сурового времени, в какое родился — прикрывался, но не прикрылся...

Наше время — суровое время, может быть одно из суровейших в истории так называемого цивилизованного человечества. Революционер, рожденный для этих десятилетий, одержим неистовым патриотизмом своей эпохи своего отечества во времени. Есенин не был революционером. Автор «Пугачева» и «Баллады о двадцати шести» был интимнейшим лириком. Эпоха же наша — не лирическая. В этом главная причина того, почему самовольно и так рано ушел от нас и от своей эпохи Сергей Есенин.

Корни у Есенина глубоко народные. Но в этой крепости крестьянской подоплеки — причина личной некрепости Есенина: из старого его вырвало с корнем, а в новом корень не привился... Есенин интимен, нежен, лиричен, — революция публична, эпична, катастрофична. От того-то короткая жизнь поэта оборвалась катастрофой.

Кем-то сказано, что каждый носит в себе пружину своей судьбы, а жизнь разворачивает эту пружину до конца. Творческая пружина Есенина, разворачиваясь, натолкнулась на грани эпохи и — сломалась... Его лирическая пружина могла бы развернуться до конца в условиях гармонического, счастливого, с песней живущего общества, где не борьба царит, а дружба, любовь, нежное участие. Такое время придет. За нынешней эпохой, в утробе которой скрывается еще много беспощадных и спасительных боев человека с человеком, придут иные времена — те самые, которые нынешней борьбой подготовляются. Личность человеческая расцветет настоящим цветом. А вместе с нею и лирика. Революция впервые отвоюет для каждого человека право не только на хлеб, но и на лирику. Кому писал Есенин кровью в свой последний раз? Может быть он перекинулся с тем другом, который еще не родился, с человеком грядущей эпохи, которого одни готовят боями, а Есенин — песнями.

Поэт погиб потому, что был несроден революции. Но во имя будущего она навсегда усыновит его.

В нашем сознании скорбь острая и совсем еще свежая умеряется мыслью, что этот прекрасный и неподдельный поэт по-своему отразил эпоху и обогатил ее песнями, по-новому сказавши о любви, о синем небе, упавшем в реку, о месяце, который ягненком пасется в небесах, и о цветке неповторимом — о себе самом.

Пусть же в чествовании памяти поэта не будет ничего упадочного и расслабляющего... Умер поэт. Да здравствует поэзия! Сорвалось в обрыв незащищенное человеческое дитя! Да здравствует творческая жизнь, в которую до последней минуты вплетал драгоценные нити поэзии Сергей Есенин!»

Смерть Есенина была как бы сигналом к массовым самоубийствам молодежи в разных местах страны. Во всех предсмертных записках самоубийц приводились слова Есенина:

 

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей...

 

Не прошло и года после смерти Есенина, как в «Известиях» появилась злая, уничтожающая статья Николая Бухарина: «Развенчайте хулиганство», в которой автор называл поэта родоначальником разнузданности в среде советской молодежи. За первой вскоре последовала вторая. Называлась она «Злые заметки». И в ней Есенин поминался недобрым словом.

После этого издание стихов Есенина прекращается надолго, а спрос на них растет изо дня в день. Посмертный четырехтомник был на прилавках книжных магазинов в Москве расхватан в несколько часов. Из библиотек его не изъяли, но все же они исчезли. Те люди, которые брали его книгу, потом заявляли, что потеряли ее, готовые уплатить залог. Таким образом, в кратчайшее время книги Есенина из библиотек перекочевали в частные квартиры.

Вскоре в печати появилась поэма Николая Клюева: «Плач о Есенине». Плакал тот, кто толкнул поэта в бездну, кто отшвырнул его в последнюю тяжелую минуту.

Ровно через год после смерти Есенина, на его могиле, занесенной снегом, застрелилась Галя Бениславская, одетая в дорогое, белое, похожее на подвенечное, платье. Она знала о своем друге больше, чем все его собутыльники, но не обмолвилась ни одним словом воспоминаний. Она не могла простить себе короткого слова «Вон», когда Есенин пришел к ней попросить прощения. Изгнанный Галей, он покатился в пропасть. Отчаяние поэта завершилось самоубийством.

Весной 1940 года артисту Владимиру Яхонтову разрешили провести два литературных вечера, посвященных творчеству Есенина — в большой аудитории Политехнического музея и в Бетховенском зале Большого театра. Билеты на оба вечера были расхватаны в несколько часов.

Советское правительство в это время готовилось к десятилетнему юбилею со дня смерти Маяковского. Боясь, что Есенин отвлечет публику от Маяковского, правительство запретило Есенинский вечер в Бетховенском зале и все вечера, посвященные любимому народному поэту на будущее время.

 

Дата публікації 29.09.2025 в 22:56

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright Свободное копирование
Любое использование материалов данного сайта приветствуется. Наши источники - общедоступные ресурсы, а также семейные архивы авторов. Мы считаем, что эти сведения должны быть свободными для чтения и распространения без ограничений. Это честная история от очевидцев, которую надо знать, сохранять и передавать следующим поколениям.
© 2011-2025, Memuarist.com
Юридична інформація
Умови розміщення реклами
Ми в соцмережах: