* * *
При редакции журнала «Красная Новь» в 1924 году Александром Константиновичем Воронским была организована литературная группа «Перевал». Название группы придумывалось в течение целого вечера. Основная задача новой группы была в показе не штампованного, а живого человека.
В группу вошли: Иван Катаев, Владимир Слетов, Борис Губер, Петр Павленко, Амир Саргиджан, Павел Дружинин, Василий Наседкин, Артем Неселый, Борис Ковынев, Николай Тарусский, Леонид Завадовский, Евсей Эркин, Михаил Голодный, Михаил Светлов, Джек Алтаузен, Глеб Глинка, Николай Зарудин, Абрам Лежнев, Дмитрий Горбов, Родион Акульшин, Валерия Герасимова, Марианна Яхонтова, Елена Сергеева.
С самого начала верховодами группы стали Борис Губер и Николай Зарудин. Иконой «Перевала» был Михаил Пришвин. Он давал свои рассказы для перевальских альманахов, но никогда не посетил ни одного собрания группы.
— У «Перевала» будет много друзей, — сказал Воронский и назвал такие имена как Константин Федин, Борис Пильняк, Сергей Клычков, Василий Казин, Лидия Сейфуллина, Валентина Дынник и Сергей Есенин. Всех особенно порадовала последняя фамилия.
Вскоре состоялось открытие клуба «Перевальцев» в подвальном помещении Государственного Издательства, * против гостиницы «Савой». На открытии, кроме членов новой группы, присутствовала почти вся литературная Москва и многие известные артисты как Иван Михайлович Москвин и Василий Иванович Качалов.
Вина, водки, наливок, шампанского и пива было выпито целое море. Некоторые из молодежи вели себя так непристойно, что клуб, открытый вечером, к утру был закрыт навсегда.
— Сами виноваты, — говорил на очередном собрании группы А. К. Воронский, — не умеете культурно держать себя в обществе, пеняйте на себя.
Перевальцы приуныли и стали бичевать самих себя:
— Разве мы люди? Дорвались до водки и сразу стали скотами!
Чтоб утешить опечаленных, Воронский сказал, что в следующий раз пригласит на собрание Сергея Есенина. Этой встречи все ждали с большим нетерпением. На собрание пришли не только перевальцы, но и члены их семей, друзья, знакомые. В кабинете редактора негде было упасть зернышку.
Есенин пришел трезвым и нарядным. Читал он новую большую поэму «Анна Онегина». После прочтения поэмы был устроен перерыв. Многие вышли в коридор покурить. Во время чтения от курения попросили воздержаться и Воронский, и сам Есенин. После перерыва всех пригласил в кабинет слабеньким голосом Василий Казин. Собрались дружно. Но, как это часто бывает, никто не решался взять слово первым, чтобы что-то сказать о поэме. Но вот выскочил девятнадцатилетний Джек Алтаузен и начал с апломбом утверждать, что новая вещь Есенина — шаг назад, что язык поэмы беден, рифмы не блестящи, идея не ясна.
Все собравшиеся почувствовали неловкость. Есенин был глубоко возмущен:
— Меня бы не удивило, если бы все это было сказано знатоком русского языка или талантливым человеком. Но кто меня критикует? Молокосос Джек, не знающий русского языка, не обладающий хотя бы маленькой искрой таланта.
Поэму высоко оценили все выступившие после Алтаузена, но Есенин не мог успокоиться до конца вечера, а, узнав, что Алтаузен — перевалец, спросил у Вороненого:
— Зачем вы приняли в новую группу такую дрянь?
Мнение Есенина о талантливом Джеке Алтаузене было, конечно, пристрастным.
Свободное копирование
