В это время приехал в Петербург брат министра, отставной генерал Уваров, с которым мы вместе из Дрездена с фурманами ехали до Варшавы. Мы тащились более десяти дней, досадовали на себя, что решились выбрать такой томительный способ путешествие, бедствовали на дурных ночлегах, и когда попали в Польшу, голодали в жидовских корчмах. Уваров был большой гастроном, и когда мы не находили ничего для обеда, он сам изобретал какие-нибудь кушанья и с помощью своего камердинера приготовлял их. Он был притом страстный любитель цветов, ехал в дормезе, нагруженном луковицами, растениями, обставленный цветами, отводками которые вез из-за границы. Скука, лишение, неприятности, которые мы вместе переносили не очень терпеливо, сблизили нас, и мы расстались большими приятелями. Когда Уваров приехал в Петербург, мы, соображаясь с его вкусом, сделали обед, и так как он сочувствовал литературе, то угостили его и умственною пищей, пригласив многих знакомых нам литераторов. Министр поручил брату сказать, что он собирался приехать незваным и очень жалеет, что по нездоровью не мог это исполнить.
Еженедельные вечера наши продолжались по-прежнему. Я не говорила еще об одном замечательном человеке, который постоянно посещал нас, об отце Иакинфе. Не знаю его биографии, но знаю, что он пятнадцать лет про жил в Китае и так сроднился со страной, так полюбил ее, так изучил, что сам сделался похожим на китайца. Физиономия его решительно имела выражение, какое имеют Китайцы. Он не был строгим монахом, кутил скоромное, без устали играл в карты, любил хорошее вино, веселую беседу, и хотя жил в Александро-Невской Лавре, но пользовался, на особых правах, большою свободой и часто возвращался домой когда благочестивая братие шла к утренним молитвам. Я с любопытством слушала его рассказы о Китае и часто играла с ним в вист.