В ноябре или декабре, не помню, однажды я целое утро делала визиты и по возвращении домой узнала, что у моего мужа князь Дундуков-Корсаков, и, что они оба давно занимаются в кабинете. Это меня удивило тем более, что Дундуков-Корсаков к нам не ездил.
Наконец он вышел из кабинета, пожелал меня видеть и сказал, что просит меня не препятствовать мужу моему согласиться на предложение, которое он ему сообщил. Проводив гостя, мой муж сказал мне, что Уваров присылал князя Дундукова просить его принять место помощника попечителя Киевского учебного округа. Многие студенты университета Св. Владимира были замешаны в политическом заговоре. вследствие чего университет был закрыть; попечитель и его помощник должны были выйти в отставку. Мой муж предоставил мне решить взять или нет предлагаемую ему должность. Я не долго колебалась и советовала принять. Хотя мне в Петербурге жилось очень приятно, но я знала благородные стремление моего мужа, его желание приносить пользу и радовалась, что ему предстоит обширное поприще для благотворной деятельности. При том же я всегда имела большое влечение к Киеву и наконец была еще причина заставлявшая меня не жалеть о Петербурге, несмотря на все его привлекательности. Мы жили слишком открыто, слишком нерассчетливо, не по состоянию, — недостаток, к сожалению, встречающийся у нас Русских очень часто. Долгов мы не делали, но едва сводили концы с концами и часто нуждались в деньгах, что ставило нас иногда в затруднительное положение, для меня, по моему характеру, особенно неприятное. Я так привыкла к довольству и так любила независимость, которую всегда стесняет безденежье. Переменить образ жизни в Петербурге было бы затруднительно, в провинции же, с большим жалованьем (6.000 руб. сер.) назначенным моему мужу, мы могли жить очень хорошо. Словом, во всех отношениях я была как нельзя более довольна нашим переселением. Мой муж часто бывал у министра, который говорил, что никого не мог бы назначить на это место с такою уверенностью как его, передавал свои мысли, свои требование на счет Киевского университета и беспрестанно повторял ему, что он не знает князя Давыдова, которого государю угодно было назначить попечителем, но, что он надеется только на него и его посылает управлять Киевским учебным округом. В ожидании утверждение в должности и прибытие в Петербург князя Давыдова, который был губернатором в Минске и должен был предварительно представиться государю и министру, мы целую зиму прожили в Петербурге.
Я продолжала часто посещать театры; мой муж редко сопровождал меня. Однажды были в очень приятной компании в Большом Театре, и вдруг безо всякой причины мне сделалось невыносимо грустно, и, когда возвратившись домой я позвонила в колокольчик, у меня забилось сердце, и какой-то голос сказал мне, что у вас случилось какое-нибудь несчастие... Моя добрая Настасья Яковлевна отворила мне дверь. Я в ту же минуту заметила, что она взволнована. "Что случилось?" спросила я в испуге. — "Барин чуть не умер," отвечала она мне. Я бросилась в спальню и нашла моего мужа бледного, лежащего на постели. Он с нежностью обнял меня и сказал, что не надеялся более меня увидать. С ним делались такие судороги в горле, что он не мог дышать; послали за доктором. К счастью, в одном с нами доме жил доктор Мандт, в последствии сделавшийся врачом императора Николая и приобретший знаменитость. Он оказал немедленную помощь, предписал средства, от которых мой муж получил облегчение, но три недели проболел и с тех пор никогда совершенно не выздоравливал.
Это было начало, горловой чахотки, от которой он и умер. Когда в этот раз он поправился, я ожила и снова предалась развлечением.