Лето 1837 года я провела в Ревеле с моею верною, преданною Настасьей Яковлевной, и под покровительством одной из моих тетушек. Муж мой, к сожалению, должен был по службе остаться в Петербурге, но приезжал навещать меня. Мы поселились в слободке близ Екатериненталя; стена об стену со мной жила дама, которая заинтересовала меня тем, что беспрестанно то рисовала, то играла на арфе, моем любимом инструменте: я видела это проходя часто мимо ее окна. Мы познакомились и очень подружились. Дама эта была госпожа Кноринг, рожденная графиня Буксгевден. У ней был муж, трое детей, большие поместья в Эстляндии, где они проводили большую часть года.
Ревельский сезон был в тот год чрезвычайно оживлен. Много было приезжих из Петербурга, и ревельские власти прилагали всевозможное старание, чтоб оживить общество. Губернатором тогда был Бенкендорф, толстый добряк, любезный, приветливый. Он, казалось, только и думал о том, как бы каждому угодить и сделать приятное. Он бывал вполне доволен и счастлив, когда на его вечерах, которые давал каждую неделю, было весело и многолюдно; несмотря на свою корпуленцию, суетился, бегал, любезничал с дамами. Военным губернатором был тогда граф Гейден, герой Наварила, также человек необыкновенно добрый. Жена его была милая старушка, но еще милее была старшая дочь, баронесса Шлилленбах, вдова, жившая с родителями. Она имела музыкальный талант, притом была чрезвычайно приветлива, радушна и необыкновенно умела оживлять их вечера по понедельникам, отличавшимся простотой, свободой и веселостью. Из приезжих замечательнее других были: Шишков, бывший министр народного Просвещения, пламенный патриот и ревностный блюститель чистоты русского слова. В то время, когда я его узнала, он начинал терять зрение, не мог более заниматься, но любил, чтоб ему читали, продолжал интересоваться литературой, а вечерами играл в карты. Партия виста для него была необходима как насущный хлеб, и потому домашние заботились, чтобы для него всегда были партнеры. Он женился уже в старости на Польке, женщине очень любезной и образованной, умевшей принимать и делать дом приятным. Шишков написал мне в альбом, который постоянно обогащался автографами наших писателей, следующие стихи огромными буквами, разлетавшимися в разные стороны:
Сего альбома хозяйке милой
Шишков слепой и хилой
Дрожащею и слабою рукой
Насилу написал стишок плохой!
Из лиц высоко поставленных еще был в Ревеле князь Хованский, который участвовал в Отечественной Войне и был в последствии где-то генерал-губернатором. Он был человек не без достоинств, но имел такой тяжелый нрав и так горячился в картах, что многие от него бегали. Жена его, напротив, была очень кроткая женщина. Был статс-секретарь Танеев с семейством, человек образованный, гуманный и гостеприимный. Из нечиновных были Кобылины, замечательные по трагическим историям, случившимся в их семействе. Девица Кобылина, довольно хорошенькая, была помолвлена за Апрелева имевшего хорошее состояние и репутацию порядочного человека. Этот господин ухаживал прежде за какою-то девицей, обещал на ней жениться, но по каким-то причинам оставил ее, и сделал предложение Кобылиной. Брат девицы, говорят, несколько раз вызывал его на дуэль, во тот отказывался принять ее. В самый день свадьбы Апрелев был предупрежден, что будет убит, если не согласится драться. Счастливый жених пренебрег угрозой; венчание было совершено, Апрелев возвращался, чтоб у себя дома встретить молодую жену, но в ту минуту, как он выходил из кареты, к нему подошел брат обманутой девицы, поздравил и нанес кинжалом смертельный удар. Убийцу схватили, окровавленного Апрелева внесли в дом. Каково было положение молодой, когда она, возвратившись из церкви, вместо радостной встречи, нашла всех в смятении и отчаянии! Ей сказали, что мужа ее разбили лошади; услышав это она упала в обморок. Апрелев прожил три дня, и умер в ужасных страданиях. Я познакомилась в Ревеле с этою девушкой-вдовой, и она сама рассказала мне всю эту трагическую историю.
Через несколько месяцев после ревельского сезона повторилось ужасное событие в семействе Кобылиных, которое сильно взволновало меня тем более, что я принимала большое участие в молодом Кобылине и его судьбе. Он был влюблен в девицу Коллен, писаную красавицу, которая с матерью и сестрой жили в одном этаже с нами дверь об двери, так, что из кабинета моего мужа можно было слышать все, что происходило в соседней комнате, — неудобство некоторых петербургских квартир. Я очень любила всех Коллен, мы беспрестанно виделись и я радовалась, что Маргарита сделает хорошую партию, притом по любви. Кобылин был богат, казался хорошим человеком, а у Марии Коллен не было состояние. Разумеется, семейство Коллен желало этой свадьбы, и Кобылины были не против. Однажды молодой человек обедал у Коллен, провел у них целый день и, отпустив свои сани, в 11 часов отправился домой пешком. Он шел канавой; не далеко от Михайловского замка к нему подскакал человек верхом и выстрелил в упор. Несчастного нашли упавшим на решетку канавы... Он прожил несколько дней, находился в памяти, пожелал видеть г-жу Коллен и ее дочерей, простился с ними, говорил, что врагов не имел и не знает кто убил его. Смерть его осталась тайной, и убийца никогда не был открыт, В городе распространились самые разнообразные и скандалезные слухи, жертвой которых были несчастные Коллен.
По поводу этой истории я в первый раз в жизни узнала, как пагубна может быть клевета, и с тех пор ужасаюсь ее. Она наносит особенно беззащитным такие удары, от которых трудно оправиться. Г-жа Коллен была вдова генерала, она и ее дочери были необыкновенно хороши собой, но не имели ни богатства, ни связей, и потому их легко было забросать грязью. Так как мы были беспрестанно вместе с Коллен, то я знала все, что у них происходить и их семейная жизнь была мне известна как моя собственная; потому именно я принимала к сердцу клеветы которые на них сыпались. Я нарочно как можно чаще ездила с ними в театр, в собрание, приглашала к себе *когда у нас бывали гости. Мой муж ободрял меня и разделял мое негодование.
В последствии один из оставшихся братьев Кобылина из гвардейских офицеров вдруг пошел в монахи., что побудило его на отречение от мира — осталось также тайной.
Свободное копирование
