28 января 1837 года осталось памятным днем моей жизни. Я уже говорила, что с самого детства благоговела пред литературными знаменитостями. Вышедши замуж, я познакомилась с некоторыми литераторами, но самых знаменитых еще не видела. Мой муж, который со всеми ними был близок и который находил величайшее наслаждение исполнять мои желание, обещал мне познакомить меня с ними со всеми. Приезд в Петербург партизана Давыдова, давнишнего знакомого моего мужа, дал повод сделать обед в его честь и пригласить всю литературную аристократию, которую мой муж встречал каждую субботу у Жуковского. Когда он сказал мне об этом обеде, то я пришла в неописанный восторг. Несколько дней оставалось еще до этого обеда, и я была им так занята, что каждую ночь видела его во сне с разными подробностями и изменениями.
Наконец наступил нетерпеливо ожидаемый день. Я встала рано поутру, хлопотала, заботливо все приготовляла, придумывала как бы устроить все в лучшем виде для принятие дорогих гостей. Оделась с большим тщанием и в 4 часа вышла в гостиную. Первый приехал Крылов. Он был чрезвычайно рассеян и до того забывал физиономии, что перепутывал своих знакомых (разумеется не ближних) и взял привычку всех приветствовать словами: "как я давно не имел удовольствие вас видеть". Он и ко мне подошел с этою фразой, хотя видел меня в первый раз от роду, но потом спохватился и, чтобы загладить свою неловкость наговорил мне много милого и любезного. В последствии мы так дружески сошлись с ним, что в отношении нас он имел память сердца и никогда не забывал ни наших приглашений, ни наших разговоров и доказал нам во многих случаях свою искреннюю приязнь. Возвращаюсь к нашему обеду. Гости приезжали один за другим. Партизан Давыдов, Плетнев, барон Розен, Бенедиктов, Тепляков, Познанский (переводчик Мицкевича) и некоторые другие. Но я ожидала главного, того кто первый возбудил мой поэтический восторг; к нему я написала единственные стихи в моей жизни, ему я удивлялась, словом: я ждала Пушкина, и при каждом звонке колокольчика сердце начинало сильно биться, как будто мне предстояло свидание с человеком страстно любимым. Наконец он приехал. муж представил его мне, я вспыхнула и сказала, что-то невнятное. Вслед за ним вошел Жуковский. Обед был подан. Жуковский повел меня к столу и сел возле меня. Я воображала его совсем другим. Наружность его показалась мне очень прозаическою, чтобы не сказать вульгарною и сам он человеком холодным. Как ошибочно было это первое впечатление! Надобно было узнать его ближе, в чем мне в последствии и посчастливилось, чтоб оценить как много было в нем доброго, сердечного, поэтичного. В продолжение обеда я была не очень разговорчива; все внимание мое было устремлено на Пушкина, который сидел против меня. Он был не хорош собой: смугловат, неправильные черты лица, но нельзя было представить себе физиономии более выразительной, более оживленной, более говорящей и слышать более приятного, более гармонического голоса, как будто нарочно созданного для его стихов. {Один только голос Императора Александра II мог сравниться с голосом Пушкина. Удивительно как человек, который так часто и так много должен повелевать мог так гармонично говорить.} Мы уже сидели за столом как приехал князь Вяземский. Он очень извинялся, что опоздал и был чрезвычайно любезен. Разговор был до нельзя оживлен, ни на минуту не прекращался. Много толковали о мнимом открытии обитаемости луны. Пушкин доказывал нелепость этой выдумки, считал ее за дерзкий пуф, каким она в последствии и оказалась, и подшучивал над легковерием тех которые падки принимать за наличную монету всякую отважную выдумку. Так как я не спускала глаз с Пушкина, то ни одно движение его не ускользнуло от моей наблюдательности. Я заметила между прочим, что он мало ел, беспрестанно щипал и клал в рот виноград, который в вазе стоял пред ним. После обеда я осмелилась заговорить с Пушкиным и беседовала с ним о Современнике, который он начинал издавать и которым он был сильно занят. Потом муж мой прочел стихи Подолинского, присланные для альманаха, который он имел намерение издать, но предположение это не осуществилось. Не знаю были ли напечатаны эти стихотворение.
Прежде всех уехал Жуковский, он спешил во дворец. Оставались уже немногие, когда приехал Кукольник. По какому-то случаю наше приглашение дошло до него слишком поздно и потому он к обеду не приехал. Я была довольна, что так случилось. Литературная аристократия не жаловала Кукольника. Но мы не могли не пригласить человека бывшего нашим коротким знакомым. Полевой, тот сам отказался присутствовать на обеде. Он был в явном разладе со всеми этими господами. Когда все разъехались мы провели остаток вечера с Кукольником и Базили. автором Письма из Греции. Они оба воспитывались в лицее князя Безбородко в Нежине и сохранили между собою товарищескую приязнь., что ни говори, Кукольник был человек даровитый. Многочисленные его произведение, хотя скороспелые, но все носят печать таланта, и когда бывало он по нескольким часам импровизировал на фортепиано с чувством и увлечением, то нельзя было не убедиться, что в нем самом было много поэзии. Пушкин впрочем сказал, что в нем жар не поэзии, а лихорадки.
Свободное копирование
