В начале 1836 года в Петербург приехал Николай Алексеевич Полевой. Он почти каждый день бывал у нас и я с ним очень сблизилась. Он убедительно просил меня часто писать к нему, когда он уедет из Петербурга, и говорил шутя, что после вашей смерти переписка ваша будет также интересна как переписка Гёте с Бетивой.
Я в том же тоне уверяла его, что вовсе не питаю к нему чувства Бетины и, что он сам не Гёте. Несмотря на вашу приязнь мы часто спорили, особливо, когда речь касалась Бенедиктова. Он находил, что в нем нет поэзии, а только дар писать звучные и трескучие стихи, в которых более искусственности нежели чувства. Почти то же, что говорил о стихах Бенедиктова он прилагал к знаменитой картине Брюллова "Последний день Помпеи", которую мы вместе ездили смотреть. Я была от нее в восхищении, а он уверял, что это чудесная декорация, исполненная эффекта и ничего более.