Съемки следующих картин ("Мертвые души" и "Женитьба", по Гоголю, – мы провели в железнодорожном клубе, где сцена была больше и лучше оборудована. Кроме того, там были большие окна, дававшие много дневного света. На него-то мы и рассчитывали.
Подготовка съемок и репетиции были поручены одному из актеров Введенской труппы – Чардынину. Он очень быстро стал постигать разницу между театром и кино. Кроме того, он работал с таким увлечением, что сразу же расположил меня к себе. Теперь-то, казалось мне, дело в надежных руках. Но я ошибся. Гоголевские картины вышли неудачными. Доверившись обманчивому дневному свету, мы мало применяли электрическое освещение, все негативы оказались недодержанными...
Мысль построить свое небольшое ателье давно не давала мне покоя. Я хорошо понимал, что без него картины ставить невозможно.
Строить решили здесь же, на Саввинском подворье. С экономом удалось быстро договориться. Согласие строительной конторы было получено, оставалось дождаться разрешения архиерея. Но оно задержалось по "серьезным" мотивам: архиерей считал "синематограф" делом "греховным". Пришлось уговорить архиерея лично просмотреть картины и убедиться в том, что в них нет ничего греховного. Архиерей согласился с условием, что кроме меня и механика в конторе никого не будет. Сеанс закончился нашей победой. Мы показали архиерею лондонскую программу, хранившуюся у нас для детских сеансов. Она состояла из "Черной красавицы", "Нила ночью" и видовых наших картин.
Почтенный старец видел кино впервые в жизни. Он был совершенно потрясен и все бормотал что-то непонятное. Когда сеанс был окончен, он со слезами на глазах воскликнул:
– До чего господь может умудрить человека!.
Потом он долго благодарил меня за то, что на старости лет я дал ему возможность "узреть" такие чудеса. Он дал разрешение на (постройку, не забыв упомянуть в договоре, что в случае выезда нашей фирмы постройка остается в пользу владельцев подворья.