Перейдя из приготовительного класса в первый, мы, малыши, очутились неожиданно в обществе громаднейших верзил... по восемнадцать и девятнадцать лет,-- тоже, как оказалось, учеников того же первого класса. На каком основании разрешалось тогда держать в первом классе таких великовозрастных парней -- я не знаю и до сих пор. Должно быть, в то время не существовало ограничений в возрасте. Верзил этих было душ восемь или десять, и их присутствие отозвалось на нас, малышах, не только неприятно, но даже вредно. Сидели эти господа на двух самых задних партах, на переменах и во всякое свободное время давали нам -- исключительно ради собственной забавы -- подзатыльники и щелчки и поднимали на воздух за уши, и, кроме того, вели между собою во всеуслышание такие беседы, от которых родители заботливо оберегают своих малолетних птенцов. Из этих разговоров мы узнавали, как пикантно ученик 3-в провел вчерашний вечер с Катькой и что говорил и делал напившийся пьяным великовозрастный ученик С-в. Во время уроков эта компания, не стесняясь присутствия учителя, играла под партами в карты, училась преподло и уроки отвечала скверно, а на замечания отзывалась довольно дерзко. Вообще же это был элемент вполне по возрасту годный в седьмой класс. От этих же учеников мы узнали и тот пагубный для здоровья грех, которым страдают дети и юноши в закрытых учебных заведениях. К счастью, года через два гимназия уже очистилась от этих личностей, и мы, мелкота, перейдя во второй класс, уже имели удовольствие встречаться в саду и на улицах со своим недавним товарищем 3-м, прогуливавшимся под ручку с супругою... Кроме этих молодцов, был у нас в первом же классе и еще один мальчуган-просветитель, еврей П-ий, мамаша которого была содержательницей пансиона без древних языков. От этого товарища мы тоже кое-чему научились раньше, чем следовало.