Не помню хорошенько, в каком я был классе -- в приготовительном или же в первом,-- когда к нам в Таганрог приезжал министр народного просвещения граф Д.А.Толстой. Директором в это время был Н. Н. Порунов. С какою целью приезжал министр, что он делал у нас, как его принимали и чествовал ли его город -- решительно не помню. Но у меня никогда не изгладится из памяти тот трепет, которым был проникнут весь город во время его визита. Канавы на главных улицах были очищены от травы, ходившие по улицам коровы и свиньи были убраны, и дорожки в городском саду выметены. У нас в городе в те патриархальные времена существовал обычай предоставлять уборку немощеных и вымощенных улиц самой природе: где она хотела, там и засеивала по своему вкусу сорными травами и бурьяном тротуары, канавы и даже самую середину улиц. Поэтому почва в Таганроге весною была изумрудно-зеленая, а к концу лета становилась бурой от отцветшей и засыхавшей растительности. Чистка производилась лишь в самых редких и чрезвычайных случаях. Идешь, бывало, в школу и видишь, что в канавах копошатся люди и выдергивают траву,-- это значит, что ожидают прибытие какой-нибудь важной особы, либо нового градоначальника, либо архиерея. К приезду графа Толстого обыватели тоже копошились в канавах. Нам, гимназистам, памятен только его отъезд. Директор лично обходил все классы накануне и наполовину приказывал, наполовину рекомендовал ученикам завтра к 7 часам утра собраться в гавани проводить министра, отъезжающего на пароходе, кажется, в Ростов. При этом внушалось являться тем, у кого форма в полной исправности. Особенное внимание обращалось на то, чтобы пуговицы были светлы и все находились бы налицо.
Чтобы попасть к 7 часам в гавань, нужно было встать по крайней мере в половине пятого. Тяжело было просыпаться в такую рань и подниматься с тяжелой, невыспавшейся головой. Но делать было нечего. Ослушаться было нельзя. До гавани было версты три. Утро, как теперь помню, было ясное, солнечное. На берегу у пристани уже собрались и стояли в полной парадной форме директор, инспектор и учителя, и вокруг них толпились гимназисты всех возрастов. Небольшой новенький пароход, к тому времени как подошла последняя группа заспанных и запыхавшихся учеников, уже дал третий гудок и отчаливал. Около мостков суетились люди. Министр стоял на кожухе и неподвижно смотрел на берег, а педагоги и ученики -- так же неподвижно смотрели на него. Тянулось это довольно долго, пока убирали якорь и гремели цепью. Наконец колеса медленно и лениво начали вертеться и бороздить воду. Директор и учителя обнажили головы и приподняли форменные треуголки кверху. Нам тоже было приказано снять фуражки. Колеса сделали первый оборот и вспенили воду. Пароход тронулся с места. Директор замахал в воздухе треуголкой и крикнул "ура". Его примеру последовали учителя и ученики. Граф Толстой поднял руку к козырьку своей фуражки и сошел с кожуха на палубу. К этому времени пароход уже повернулся к берегу боком и поплыл. Начальство наше постояло на берегу еще минуты три, потом надело треуголки, село на извозчиков и уехало в город, а нам, ученикам, предоставлено было совершить обратное путешествие в три версты -- по домам и в гору. Перед отъездом директор приказал нам, чтобы мы явились в классы в свое время и без опоздания. Не явившиеся и опоздавшие будут наказаны. Идя домой и затем сидя в классе с тяжелыми головами и сильной наклонностью ко сну, мы недоумевали, зачем и на что, собственно, понадобились мы, гимназисты, при отъезде министра, который, прощаясь, даже и не кивнул нам головою, и зачем заставили нас встать в 5 часов утра и совершить совершенно ненужную и длинную прогулку в гавань, где прекрасно могли бы обойтись и без нас?.. Особенно трудно было проделать всю эту ненужную процедуру слабеньким малышам, для которых так важен самый сладкий утренний сон.
Свободное копирование
