Возвращаюсь к Павлу Ивановичу Вукову. Все почти учителя носили у нас клички. Павлу Ивановичу была присвоена, по созвучию с именем, довольно-таки обидная кличка -- Балваныч. Относился он к ученикам хорошо, хотя и старался иногда казаться суровым и требовательным. Все дело, однако ж, сводилось к одному только старанию: никто его не боялся и в суровость его не верил. Напуская изредка на себя начальственность, он всякий раз ухитрялся тут же и проваливаться. Раз один из старших классов расшалился и стал шуметь. Павлу Ивановичу вздумалось водворить порядок. Он явился в класс в самый разгар строгий, энергичный и начальственный и крикнул: "Молчите все!.." Возня сразу сменилась дружным хохотом -- и он сконфузился. Смешным показалось слово "все", приплетенное ни к селу ни к городу.
Был случай, когда Павла Ивановича серьезно, хотя и ненароком, обидели. Затеяли ученики одного из старших классов нелепую игру с учениками другого, тоже старшего класса. Двери обоих классов, выходивших в коридор, приходились как раз друг против друга. Игра состояла в том, что какого-нибудь ученика схватывали и выбрасывали с такою силою, что он, перерезав коридор, влетал в дверь противоположного класса. Оттуда его вышвыривали обратно и вслед за ним с такою же силою швыряли своего. Велась эта безобразная и небезопасная игра до полного изнеможения жертв. Шел по коридору Павел Иванович и очутился между дверями как раз в тот момент, когда оттуда, как бомба, вылетала раскрасневшаяся и измученная жертва. В результате и выброшенный ученик, и подвернувшийся надзиратель очутились на полу. Сшибленный с ног Павел Иванович почувствовал себя оскорбленным. На глазах у него навернулись слезы. Ученики мигом отрезвились и послали к нему депутацию просить извинения. Дело кончилось благополучно и ограничилось только тем, что надзиратель по временам почесывал ушибленное при падении место.
Славился у нас Павел Иванович как дарвинист, потому что приобрел себе только что вышедшую в свет книгу Дарвина "Происхождение видов". Уразумел ли он содержание этого сочинения, остается тайной. Но так как в те времена все "развитые" люди говорили о Дарвине и его теории, то он тоже говорил. Когда его спрашивали ученики, что именно проповедует английский естествоиспытатель-новатор, то он с видом ученого и серьезного человека отвечал: "Чарльз Дарвин брал голубя и голубку, и от этого получалось скрещивание..."
Своей книгой он очень дорожил. Имея ее, он чувствовал себя "развитым", но один из гимназистов, еврей Кр-лер, взял ее у него почитать, дал честное слово возвратить в целости и сохранности и вместо этого отдал ее в переплет и велел на корешке вытеснить золотом свою фамилию.
Павел Иванович, не зная об этой нечестной проделке, целых два года напоминал:
-- Кр-лер, когда вы мне Дарвина возвратите?
-- Завтра непременно принесу, Павел Иванович,-- невозмутимо отвечал каждый раз Кр-лер.-- Сегодня совсем приготовил было ее и даже положил рядом с латинской грамматикой и забыл... Завтра непременно возвращу...
Возвращает он ее до сих пор... Этот Кр-лер славился у нас тем, что отрицал Бога, любил сладости, брал взаймы без отдачи и всегда курил чужой табак, но держал себя гордо и громко трубил, что он человек передовой. Вертелся в театре за кулисами и за глаза бранил, не стесняясь, гимназию, директора и учителей. Тех, кто ему не верил, он презирал, а из тех, которые ему подчинялись, он высасывал и деньги, и табак и при этом проповедовал самую высокую честность. Многих он действительно увлекал. Поступив по выходе из гимназии в университет, он повел разгульную жизнь и эксплуатировал кого только мог. Единоверцы не раз одевали и обували его заново, но он тотчас же спускал все в трактирах и питейных заведениях. Университетского курса он не кончил и впоследствии, когда уже истощились все ресурсы, выдавал себя, как мне рассказывали, за студента, пострадавшего за политические убеждения, хотя в душе был трусом, не способным ни на какую политику. Чем он кончил -- не знаю... Когда Павлу Ивановичу надоело, наконец, требовать своего Дарвина и он приступил к Кр-леру, как говорится, с ножом к горлу, то Кр-лер самым беззастенчивым образом заявил, что книгу эту у него украли и что в краже он подозревает ученика такого-то.
-- Мне ваш Дарвин, дорогой Павел Иванович, не нужен. У меня есть свой,-- ответил Кр-лер и показал при этом переплетенный экземпляр со своим именем на корешке.-- Вы лучше спросите свою книгу у такого-то.
Простодушный надзиратель поверил и до самого выхода его из гимназии состоял с ним на дружеской ноге, а на ни в чем не повинного и оклеветанного ученика косился довольно долго. Кроме Дарвина, Павел Иванович читал, кажется, только одну местную газету. Бывшие ученики любили его за простодушие и почти детскую наивность и сохранили о нем добрую память.