Евлампия Михайловича в приготовительном классе сменил Павел Иванович Буков, тот самый, который так неудачно разрешил нам курить на именинах у товарища. Одно время, кажется, они преподавали вместе -- один в старшем, а другой в младшем отделениях. Долго ли прослужил Павел Иванович на звуковом методе, я теперь не помню, но и его преподавательская деятельность кончилась тем, что он тоже сбежал в надзиратели и в этой должности оставался чуть ли не до самой отставки. Года три тому назад я его еще видел в городском саду. Это был уже совсем седой старик, но по-прежнему добрый, по-прежнему не хватавший с неба звезд и по-прежнему наивный Павел Иванович. Встретившись однажды с бывшим своим учеником, ныне покойным Антоном Павловичем Чеховым, он наивно воскликнул: "Кто ж вас знал, что из вас выйдет такая знаменитость?.."
Покойный Антон Павлович, при своих -- не особенно, впрочем, частых -- приездах в Таганрог, любил встречаться и беседовать со своими старыми педагогами, и в том числе и с Павлом Ивановичем. Любил он встречаться и с покойным законоучителем Федором Платоновичем Покровским -- человеком очень умным и начитанным, и, будучи уже писателем, сложившись вместе с Алексеем Петровичем Коломниным, послал ему из Петербурга на память серебряный бокал. Этот подарок от бывших учеников очень растрогал старика протоиерея. Отец Покровский, читая произведения Чехова, сам сознавался в том, что не мог провидеть в этом ученике-гимназисте будущий крупный талант. В гимназии одновременно учились три брата Чеховых, и о них почтенный законоучитель давал такой отзыв:
-- Из старшего, может быть, еще что-нибудь и выйдет, а уж от двух младших ждать ровно ничего нельзя.
А. П. Чехов как раз был самым младшим. Не угадал в Чехове будущего писателя и учитель русского языка и словесности Андрей Дмитриевич Мальцев, не одобрявший ни одного его ученического сочинения и помечавший их снисходительною тройкой. До какой степени Таганрогская гимназия оказалась плохим судьею, видно из того, что на выпускном экзамене, т.е. на экзамене зрелости, Антону Павловичу поставили за русское сочинение только 4 и по логике тоже 4, а всего через каких-нибудь три-четыре месяца публика уже зачитывалась его восхитительными лихими вещицами в "Стрекозе"...