* * *
Мне было около шести лет, когда бабушка гуляла со мной и Аришей на бульваре неподалеку от нашего дома в Ленинграде. Кажется, была ранняя весна, потому что снег уже растаял, но деревья стояли еще голые. По брусчатой мостовой, отделенной от нас оградой бульвара, шли солдаты, громко отбивая такт сапогами. Не было силы, способной удержать меня. Я бросилась к проему в ограде бульвара и, застыв на месте, жадно вглядывалась в лица солдат. Меня захлестнула надежда, что один из них – мой отец, он узнает меня, вырвется из строя и побежит ко мне, протягивая руки.
Потом, уже в школе, надежда на возвращение отца, точнее непреклонная вера в его возвращение, стала походить на болезнь. Ожидание превратилось в одержимость, манию.
Сидя на уроках, я напряженно ждала его, сосредоточив на этом все силы души. Я замирала, глядя на дверь. Я не сомневалась, что дверь вот-вот откроется, войдет директор школы и, взглянув на меня, скажет своим казенным голосом: “Подольская, к тебе пришли”. Дверь открывалась, отчего во мне все сжималось, и закрывалась. Ко мне этот приход не имел никакого отношения. Меня охватывало томительное чувство пустоты, но ненадолго. Вскоре все повторялось. Надо ли говорить, как я при этом училась? Да и могла ли учиться? Но об этом не знал никто – это была моя тайна, которой я никогда ни с кем не делилась.
Свободное копирование
