Сохранилось еще одно письмо Таты из Баку в Новосибирск: тоже к двоюродной сестре, Наталии Давидовне Шифман. Предположительно датирую его июнем 1943 г.:
“Дорогая Натуся, сестричка моя милая, спасибо тебе за письмо, оно нас всех очень обрадовало, хотя и шло очень долго. Дучик <отец Наташи – Давид Исаакович Шифман. – И.П.> писал нам обо всем и обо всех, но от него самого уже 3 месяца нет письма, мы ему много писали. Думаю, что м.б., письма просто пропадают.
Сколько всем нам пришлось пережить за это время. И я думаю, что было бы легче, если бы мы были вместе. Меня не удивило, что ты рассказала о Томске. Я другого и не ждала. Война проверила людей, но те для меня и раньше были понятны. Больно и горько, что на твои плечи легло столько забот и тяжестей. Но, конечно, две бабушки – это великая сила. Знаешь, девочка дорогая моя, так хочется скорее встретиться, обо всем поговорить. Я надеюсь, что вы скоро вернетесь домой, ведь вам хочется этого, правда? Мы получили пропуск в Москву, просили и об Эрочке, но ей пока, очевидно, не дали. Мы думаем ехать 20-25, путь очень далекий и трудный, через Среднюю Азию, придется продать папины часы и обруч<альное> кольцо, но это ерунда, конечно, мы так устали быть не дома, мне так жаль стариков. Ты представляешь мою маму, похудевшую вдвое, она, как цыпленок. Основное для нас всех, конечно, это – Ися. От него 16 месяцев нет писем, но ты не удивишься, что мы ждем его неизменно. Он был под Смоленском, думаю, он партизанит или в тылу вся их часть, это бывает, но так или иначе, мы все ждем его и верим, что он вернется к нам. Эрочка с матерью и Иренкой в очень тяжелых условиях у себя в Верхотурьи. Реночка уже 3 раза переболела воспалением легких. Мы мечтаем, что нам удастся выцарапать их в Москву. Надо быть дома, но я не рискну сказать, что тебе и Эрочке не надо было уезжать. Вот мне действительно не надо было рыпаться, но удивительная вещь! – война развивает фатализм – если бы я не уехала из Москвы, родители погибли бы в Черкесске. Ты представляешь, как это получилось. В июне прошлого года я получила телеграмму, что мама тяжело больна и чтобы я привезла сульфидин. Я выехала на 2-ой день и застала маму просто при смерти. До сих пор не знаю, что это было. Месяц она была на камфаре и кислородных подушках, и только через 1,5 месяца после моего приезда я смогла их вывезти – и с каким трудом! Пропусков никому не давали, в Невинке невозможно было сесть в поезд, я все это отвоевала, а в дороге у мамы было 40,5 гр., она потеряла сознание, я их еле довезла, а здесь мама 1,5 мес. вылежала в клинике и относительно поправилась. Реакция на бруцеллез была отрицательная, а в легких новых очагов нет. Ну, что бы там ни было, я надеюсь, что этот ужас не повторится. Но ведь если бы я не уехала из Москвы, и если бы мама не заболела, то они, конечно, погибли бы в Черкесске.
Что сказать тебе о нашей жизни? Основное благо здесь – тепло. Прошлая зима была холодной, а эта – прелесть, я все месяцы проходила в босоножках, т.к. нет ни бот, ни калош. Где еще это было бы возможно? Что касается моей работы, то единственное удовлетворение, которое она мне давала – это контакт с ранеными, правда бедность моей биб-ки очень ограничивала мои возможности, но было очень приятно быть хоть чем-ниб. полезной – шуткой, улыбкой, лаской успокаивать и утешать. А во всех других отношениях – материальных и моральных – сплошной мрак. Конечно, я не занималась совсем, все забыла, но это чепуха. Мой талант устраиваться ты знаешь, связей здесь никаких нет, так и прошел год. Все это пустое. Что нас ждет в Москве, не знаю. Цела ли квартира, как будем жить. Но так устали мы быть “в людях” и от нас устали, хоть родные и очень хорошие, но сколько можно? И вот, едем домой, а дальше будь, что будет.
Вы с Оленькой умницы, что не теряли времени даром, но так хочется, так хочется, Наташка моя, чтобы вы скорее вернулись домой. Думаю, приедем – поговорим с Дучушей, узнаем, какие возможности есть в этом смысле. Интересно будет Иринку свести с Реночкой. Ты, наверно, бесподобная мамаша, хотя это мне до сих пор странно.
Жду твоего ответа уже на московский адрес. Пиши обо всех. Крепко целую тебя, маму, Аленушку дорогую (какая страшная была наша последняя встреча с ней!), твою дочурку. Будьте здоровы, надеюсь, скоро увидимся. Пишу на работе. Мама и папа горячо целуют вас всех. Ну, дорогая, до скорого. Таня”.
В Баку Тата стала донором: получая за это деньги, она покупала продукты и посылала их мне на Урал, так что иногда мне перепадал даже шоколад, оплаченный Татиной кровью.