Кажется, на второй день пребывания в томской тюрьме нас посетил томский губернатор, г. Мерцалов. Выбритый, гладко остриженный, он одет был в летнее серое пальто и беседовал с нами чрезвычайно любезно, предварительно сняв фуражку и любезно поздоровавшись, чего, обыкновенно, другие администраторы не делали. Один из товарищей, Ахаткин, заявил жалобу на смотрителя тюрьмы за кипяток и поздний обед, и губернатор тотчас же сделал выговор начальнику тюрьмы. Затем он разрешил свидание Бердникову, Папину и Мищенко, которая, как освобожденная, должна была уже проситься на свидание в тюрьме с мужем, Вноровским. Наконец, губернатор сообщил нам, что все наши письма отправлены и что от Томска все мы, даже и непривилегированные, будем ехать, а не идти пешком. После губернатора нас посетили полицеймейстер, явившийся в полной форме и во всех регалиях, и доктор. Последний между прочим прописал рецепт для ребенка Мищенко: "политическому ребенку г-ну Мищерскому".
На следующий день к нам приходил какой-то "чиновник министерства внутренних дел" и спрашивал, кто желает иметь казенную, т. е. арестантскую одежду, которую мы просили, чтобы в дороге не носить своей. Заходил также священник и спрашивал, "не может ли он быть чем-нибудь полезен". Вообще в томской тюрьме к нам были внимательны и нас не стесняли. Мы имели продолжительные прогулки, пели, плясали, а у кого были родственники или знакомые, то свободно получали с ними свидание, причем Бердникову и Папину приносили немало продуктов и лакомств, которыми они, конечно, делились с нами. Между прочим, Бердников угощал нас национальным сибирским блюдом -- превосходными пельменями. В последний день перед от'ездом нас посетил какой-то "директор комитета", добрый, повидимому, растерянный старик с седыми волосами и такими же бакенбардами, которые он постоянно брал в рот. Старик задал нам ряд хозяйственных вопросов: как мы готовим пищу? Не нуждаемся ли мы в чем? Не желаем ли мы квасу? На последний вопрос мы ответили утвердительно и еще раз заявили о желании иметь в пути казенную одежу. Он ответил, что все наши желания будут удовлетворены, а затем, немного подумав, вдруг сказал: "Я, несомненно, вам сочувствую". После этого он поклонился и быстро ушел. Почти весь день перед уходом из томской тюрьмы мы провели на дворе, где, между прочим, играли в чехарду. Заперли нас лишь в 10 час. вечера, но и в камере мы продолжали веселиться: пели, танцовали, а Свенцицкий превосходно декламировал по-польски.
14-го августа, в 12 1/2 час. дня, мы двинулись в далекий этапный путь на Красноярск, на который должны были потратить целый месяц.
Грустно было нам расставаться с товарищами, которые оставались в Томске или возвращались в Россию. Когда нас стали выводить из тюрьмы, Короленко, Вноровский, Донецкая, Рогачева и Осинская взобрались на погреб в тюремном дворе и махали нам платками, покуда не скрылись мы за тюремными воротами. На улице стоял уже длиннейший ряд телег, на которые нас усадили и тихим шагом повезли в "отдаленные места" Сибири.
Свободное копирование
