В Томск еженедельно привозят гораздо больше народу, чем отправляют в Красноярск, и потому арестанты сидят в пересыльной тюрьме по долгу. Здесь удобнее всего познакомиться с внутренним строем партии.
Арестантская партия -- это организованное общество с собственным "сводом законов" и неумолимым "уложением о наказаниях". Законы здесь просты, наказания тоже. Собственно говоря, существует одно преступление -- донос, одно наказание -- смерть. Развитие арестантской организации и законодательства очень просто и понятно. Отдельно взятый арестант -- личность бесправная в буквальном смысле этого слова; с ним можно поступать, как кому заблагорассудится. Для самозащиты и возникла в отдаленные времена артель, организация. Цель ее -- недопущение начальства в тайны арестантской жизни. Недопустить силой нельзя, необходимы хитрость и абсолютная тайна -- вот причина страшного наказания за донос. Молчи!-- вся суть, весь нравственный кодекс арестантской жизни. Можно убить, ограбить, надуть своего ближнего, такого-же арестанта, но донести невозможно. Как же заставить молчать такую массу разнообразнейших преступников? Только угрозой смерти, почти всегда приводимой в исполнение. Вот почему арестант, не будучи уверен в неприкосновенности своей собственности, даже жизни, в большинстве случаев, может быть покоен, что его не выдадут, когда он затевает побег, или желает сделать что-нибудь против начальства.
Побеги из тюрем и этапов -- вещь рискованная, и потому арестанты чаще всего прибегают к "смене": желающий бежать каторжник или идущий в отдаленнейшие места, отыскивает в партии какого-нибудь бедняка, идущего на поселение, и меняется с ним именем и фамилией, причем, если у собирающегося бежать нет нужной суммы и если он идет в каторгу без срока или на 20 лет, то для него собирают деньги, и никто не отказывается дать хотя бы копейку, если нет больше. Иногда "приметы" сменяющихся не совсем сходны, но в таких случаях бедняк не задумается причинить себе даже физическое страдание. Так, например, в томской тюрьме у одного сменявшегося каторжника был волдырь на лбу; сменивший его поселенец, не долго думая, разбежался и что есть силы ударился лбом об стену, дабы иметь примету каторжника, в случае начальство вздумало бы проверить приметы. И это за каких-нибудь два -- три рубля -- до того велика нужда большинства! Обменявшись, каторжник выходит на перекличках за поселенца, а поселенец за каторжника, пока последний не выйдет вместо поселенца на волю: выпущенный на поселение в какую-нибудь волость, он немедленно бежит и делается бродягою. Понятно, все это бывает известно всей партии и возможно лишь при страшной боязни наказания за донос. Сменщик, не желая идти на каторгу, скоро после ухода каторжника, об'являет начальству свою настоящую фамилию. Начинается следствие, справки, и, в конце концов, сменщика отправляют на каторгу или поселение, предварительно наказав плетьми. В этом последнем случае "артель" также выручает своего товарища: чтобы облегчить участь наказуемого, делают сбор и вручают деньги, "маховые" (от "махать"), палачу, который, за вознаграждение, действует так ловко, что плеть почти не касается тела арестанта. Гораздо хуже розги, от которых откупиться невозможно: наказывает розгами не свой брат-арестант, а полицейский или тюремный служитель в присутствии тюремного смотрителя или какого-нибудь начальства.
Сменщика скорее всего можно найти среди жиганов. Жиган -- это проигравшийся в карты арестант. Нужно заметить, что картежная игра, несмотря на все запрещения, развита в больших размерах во всякой тюрьме, во всякой партии. Есть арестанты, через руки которых проходит по 100--200 рублей! Увлекшись, арестант проигрывает все своп деньги, все свое и казенное имущество и даже "кормовые* за весь путь вперед, т. е. обрекает себя на голод.
Картами игроков снабжает майданщик; он же дает деньги под залог имущества и кормовых. Майданщик в партии это то же, что маркитант при войсках. С большой опасностью он достает и держит у себя все воспрещенное: у него есть не только карты, но и водка, табак, закуска, не говоря уж о чае, сахаре и т. п.; все это продает он втридорога и, конечно, наживается.
В существовании майдана заинтересованы все, а потому он охраняется строгим молчанием. В виду того, что иногда на этапах, а в губернских городах всегда, проверяют казенную одежду, и тех, у кого ее нет, наказывают, майданщики часто снабжают жиганов временно, для начальства, вещами и потом отбирают ее, благодаря чему жиганы ходят в лохмотьях, питаясь лишь подаянием, которым наделяют партию в деревнях и селах. Подаяние собирает жиганский староста и делит потом поровну между всеми. Жиганы в партии исполняют роль прислуги за ничтожное вознаграждение: носят дрова, воду, парашу, подметают камеры и т. д. Гроши, получаемые жиганами от партии, немедленно проигрываются или пропиваются. Выпущенные на свободу жиганы пополняют собою кадры мелких воров и плутов.
Самые влиятельные и самые солидарные между собой лица в партии -- это бродяги. Стоит оскорбить одного бродягу и приходится иметь дело с целою компанией. Нередко десяток бродяг держит в руках всю партию. Причина понятна: бродяга не раз надувал начальство, уходил из под замков и от конвоя, прошел вдоль и поперек Сибирь, гулял на воле на правах свободного человека и теперь идет на поселение. Оно ему не страшно: он хорошо знает все места, где придется проходить, и часто заранее решает, откуда он убежит, и -- непременно убежит! Кто лучше бродяги знает начальство от Одессы до Сахалина? Кто знает пути, все бродяжьи тропы в тайге? Как обойтись без бродяги новичку, идущему в Сибирь впервые и желающему бежать? Бродяга понимает это и как нельзя лучше пользуется обстоятельствами, эксплоатируя простых смертных из арестантов самым бесцеремонным образом. Нередко он грабит и убивает тех, которых сам же выручил из беды, дав возможность бежать. У бродяги потеряно чувство жалости, человечности. Его никто не жалеет, и он никого. Сегодня на него охотятся, как на дикого зверя, он питается одними кореньями, терпит нужду, голод и холод, а завтра он убивает своего преследователя или кого попало, грабит, ворует и кутит напропалую, топит в вине воспоминание о пережитых страданиях. Рассказами бродяг об их странствиях и баснословных приключениях можно бы наполнить целые томы, но многое в их повествованиях -- чистейшая ложь: принужденный перед начальством скрывать свое имя, свое прошлое, бродяга привыкает лгать, говоря о своих похождениях, преувеличивая опасности, которым подвергался, хотя они и без того велики. Конечно, он не скрывает своего прошлого от товарищей, которые нередко знают его настоящее имя, но арестант не может быть уверен, что бродяга врет ему немало.