Проехав русское с. Юрьевское, и д. Филатове, татарские юрты -- Иштамские и остяцкие -- Ворлышовы, мы остановились подле с. Демьянского, первой пристани от Тобольска, расположенной на крутом берегу; население села состоит из русских и татар. За этой пристанью по Иртышу встречаются еще села: Романово, Реполово и Самарское. В последнем пароходная пристань; село это -- граница хлебных растений: дальше на север земледелием уже не занимаются и живут в страшной нужде. От с. Самарского до устья Иртыша всего 23 вер., но пароход дальше идет не по самой реке, а по ее протоке -- "Неулевке", впадающей в Обь и имеющей 74 вер. длины; по пустынным берегам этой протоки, проходящей уже по стране тундр и болот Сургутского края, разбросано 5 русских деревень.
Обь начинается от устья Неулевки при д. Зеньковой, и пароход дальше идет уже по этой величайшей реке; ширина ее, не превышая вначале 400 саженей, постепенно увеличиваясь, доходит до 15, даже до 40 верст.
Иной раз думаешь, что вот-вот определились, наконец, ее берега; на самом же деле мы плывем не по самой реке, а по одному из ее многочисленных рукавов, "проток". Берега Оби пологи, низки, покрыты тальником; везде тихо, дико и пустынно; только рыбалки оглашают воздух своими криками, да порой прошумит, пролетая, стая диких уток; кой-где мелькают юрты остяков.
Помним один вечер: луна, то скрываясь за легкие тучки, то показываясь из-за них, освещала величественную Обь, бросая по воде серебристый столб; ветер стих; отдаленные берега реки чуть-чуть виднелись на золотистом западе, еще освещенном последними лучами скрывавшегося солнца; кругом тишина, прерываемая лишь мерными движениями парохода; свежо, но хорошо! Вдруг с баржи донеслись до нас звуки песни, в которой слышалась то удаль бесшабашная, то грусть -- тоска... "Гей же вы, хлопци, гей же молодьци! чом вы смутны, не веселы?"
Не хотелось думать, что находишься в необитаемых диких местах, что вокруг все мертво, что стоит высадиться на берег и тебя, культурного человека, ожидает неминуемая смерть, если не наткнешься на какую-нибудь юрту дикого остяка, которой иногда нет на сотни верст!
Такова местность до Сургута, неприглядного городишки, куда некогда брошены были декабристы: Тизенгаузен, Фохт и Фурман, причем два последних здесь и умерли.