Утром 18 июля наш поезд прибыл в Москву.
Не доезжая станции, наши вагоны были отцеплены от общего поезда, по уходе которого особый локомотив перевез нас на Нижегородскую жел. дорогу, где уже стояли три вагона с политическими преступниками, привезенными из вышневолоцкой пересыльной тюрьмы. Эти вагоны были прицеплены к нашим, и поезд отправился дальше, но, не доезжая Нижегородского вокзала, он опять был остановлен, как оказалось, с целью проверки нас и в ожидании женщин из Москвы. В наш вагон явился сначала какой-то штатский господин в сопровождении пристава и начал записывать наши имена и фамилии; потом нас посетил генерал, кажется Гаврилов, который спросил о нашем здоровье. На это один из товарищей заявил, что у него болезнь сердца. Генерал пообещал прислать доктора. Затем явился начальник тюремного комитета ГалкинВрасский.
Он распорядился, чтобы нас принял жандармский офицер Владимиров.
От Мценска до Москвы нас сопровождал весьма любезный жандармский офицер, который, передавая нас Владимирову, трогательно с нами распрощался и все спрашивал, всем ли мы довольны. Наш утвердительный ответ, видимо, был очень для него приятен.
Галкин-Врасский отдал приказ Владимирову, чтобы письма наши с дороги отправлялись по назначению и чтобы нам об`явлено было, куда мы высылаемся. Последнее обстоятельство было для нас чрезвычайно важно, так как из мценских заключенных никто не знал не только места назначения, но даже в какую Сибирь везут -- западную или восточную. Теперь же нам сообщили, что мы отправляемся в распоряжение генерал-губернатора восточной Сибири, но в какое именно место -- это зависело от того же генерал-губернатора. Принимая во внимание необ'ятность восточной Сибири и неопределенность срока ссылки, сообщение офицера почти ничего не говорило. Мы лишь узнали, что путешествовать придется немало и что вообще будущее нам не улыбается. Если бы не молодость и не вера в торжество какой-то "правды", то это известие могло бы сильно подействовать на настроение, но в то время я, по крайней мере, спокойно отнесся к судьбе, тем более, что "на людях и смерть красна": все туда ехали.
После Галкина-Врасского нас посетил доктор, очень много обещавший, но ровно ничего не сделавший, в смысле удовлетворения различных просьб со стороны товарищей. Да, вероятно, врач был бессилен оказать какую-либо существенную помощь.
Скоро к нам присоединились "московские женщины", т. е. сидевшие в московской тюрьме: Витаньева, Мищенко (Вноровская), Диковская, Донецкая (жена каторжника), Клейн, Коленкина (каторжанка), Левандовская, Морозова, Осинская,-- жена повешенного Валериана Осинского,-- Рогачева. После этого поезд окончательно двинулся по направлению к Нижнему-Новгороду. Шел он без расписания и пропускал все другие поезда, вследствие чего нам приходилось очень долго стоять на станциях.
Свободное копирование
