Возвращаемся к Мценской тюрьме.
Вечером, когда нас запирали, я и Лева взлезали на окно я поджидали вечернего московского поезда. По нему поверял я часы, и приход поезда был, кроме того, некоторым образом сигналом ко сну.
Иной раз Мокриевич, почитатель всяких муз вообще, после дневных трудов над поэмами, брался за скрипку и... неимоверно плохо играл среди ночной тишины. Насколько восхитительно Иван Карпович играл на рояле, настолько плохо на скрипке: рояля не было -- он резал на скрипке.
-- Господа, видите луну?-- кричал из своей камеры Мокриевич.
-- Видим, -- кричали мы ему в ответ.
-- Правда, -- хороша?
-- Отличная! Только не порти впечатления скрипкою.
-- Эх, вы! Ничего вы не понимаете! Разве я плохо играю?-- сам смеясь, спрашивал Иван.
Иногда в камерах ночью раздавалось пение solo или хором. И я с Левой нередко заводили дуэты. В общем, жизнь в мценской тюрьме была более чем сносная, благодаря Михаилу Марковичу Побылевскому, память о котором надолго сохранится у всех, кто сидел в Мценске.
Но все же было тоскливо.
-- Хотя бы скорее какой-нибудь конец,-- говорили мы,-- свобода или Сибирь!
-- Я умру скорее здесь, чем поеду в Сибирь, -- говорил Иван Карпович.
Наконец, в одно прекрасное утро Михаил Маркович об'явил нам, что после завтра все, кроме Мокриевича, Донецкого и Плотникова, будут отправлены в Сибирь.
-- О вас еще ничего неизвестно,-- шепнул при этом мне и Леве на ухо Побылевский.
-- To-есть, как же это?
-- Я телеграфировал,-- вы двое не упомянуты.
Нас взяла тоска,-- неужели еще коптеть в тюрьме? Даже завидно сделалось, когда увидели других, как они суетятся, убираются, а мы? Опять бесплодные ожидания...
-- Чего вы тоскуете?-- спрашивал Мокриевич,-- да ничего нет хуже Сибири.
-- Ну, брат, сиди себе, а нам лучше ехать хоть к чорту на кулички.
-- Конечно, лучше ехать, -- говорил Устин Устинович, которому было теперь работы по горло.
К нашему счастью, на другой же день Побылевский о б`явил, что и мы поедем.
Почему мы радовались, -- неизвестно, так как, что ни говорите, а еще вопрос, что лучше -- Якутка или мценская тюрьма? Здесь, по крайней мере, тепло, знаешь, что не пропадешь с голоду, а там? Но или так велико стремление человека к свободе, или просто перемена в образе жизни приободрила нас, но мы уже мечтали о неизвестных странах и приятном по ним путешествии.
Ежедневно со дня об'явления похода в тюрьме царила суета невообразимая; все разбросано, раскрыто, убирается; все расчитываются, пишут письма, галдят, шумят; все старались выдумать родным такие послания, чтобы не обеспокоить их, т.-е. самое путешествие представить очень приятным, Сибирь -- страною прелестного и, наконец, доказать, что эта ссылка более чем временная и что, мол, "ожидайте", скоро увидимся...
Я, помню, начинал перед отправкою письмо родным такими словами:
"Наконец-то давно желанная отправка осуществляется. Как приятно проехаться со всеми удобствами в неизвестную, чудную страну, чтобы скоро возвратиться к вам, дорогие мои, и рассказать обо всем. Да больше чем несомненно, что мы увидимся не через годи, а через месяцы и т. д.".
Искренности, конечно, в этом письме не было ни на грош. Все писали, полагаю, в таком же духе.
Свободное копирование
