Легли мы под утро и спали недолго. Да я-то, собственно, почти и вовсе не спал. И Копченый, по-моему, - тоже… Просто - дремали, чутко и настороженно, как два таежных волка.
Когда барак, наконец, проснулся и загомонил я отправился к Феде, к бригадиру. И, сказавшись больным, предупредил его, что сегодня на работу не выйду.
Потом мы отсиживались в моей комнате, взаперти, - дожидались, пока барак опустеет… И наконец, выбрав удобный момент, украдкой выскользнули наружу.
И углубились в синеющий неподалеку, заснеженный, испещренный рассветными тенями, ельник.
Идти пришлось долго; главным образом потому, что в этот час в окрестностях леспромхоза сновало немало людей. А попадаться им на глаза не хотел сейчас ни я, ни Копченый. Мы беспрерывно застревали, прятались в зарослях… И когда вышли к ущелью, к руслу старого ручья, - день уже был в разгаре. И солнце стояло над самой вершиною перевала, - блистало там и плавило снега.
На повороте тропы мы присели отдохнуть. Закурили - по последней. Я сказал:
- Иди все время ущельем - это просто. А дальше, в горах, следи за затесами на деревьях. Затесы - в виде крестов. Будут по пути встречаться кержацкие поселения - держись тихо, кланяйся низко, табаком особенно не дыми и крестись не тремя пальцами, а - двуперстно… Вот так. Понял?
- Понял, - сказал, вставая, Копченый.
- Ну, вот… И все будет о, кэй!
Мы обменялись рукопожатием. И он сказал - задержав мою руку в своей:
- А может, пойдешь со мной?
- Нет.
- Почему?
Я попробовал высвободить руку, но он держал ее цепко, как клещами.
- Почему же? - переспросил он, сощурясь. - Ты ведь раньше все время хотел за рубеж. К родственникам. Искал шанс…
- Но не нашел, - сам же знаешь!
- Так это потому, что без меня. А теперь, со мной, все получится точно.
- Но ты идешь в Монголию; что же там может получиться?
- Я иду дальше.
- А дальше - Китай. Еще хуже. Мне только этого не хватало.
- Не волнуйся, мой мальчик, - сказал он высокомерно. - У меня в Монголии свои люди… Они помогут. Выведут куда надо.
- Это какие же люди?
- Ну, монахи. В одном монастыре, в долине Дургун-Хаток… Да какая тебе разница - если ты не идешь?!
Он склонился ко мне. Приблизил темное свое, сухое, какое-то и впрямь закопченное лицо:
- Ведь не идешь?
- Нет.
- Боишься?
- Может быть.
- Чего боишься-то?
- Да всего…
- Тихую жизнь, значит, ищешь?
- Конечно.
- И думаешь - найдешь?
- Не знаю… Хотелось бы…
Копченый усмехнулся. По лицу его словно бы прошла судорога.
- Не надейся, мой мальчик! Никогда у тебя ее не будет… Все мы проклятые. И конец у нас у всех - один.
- Но если так, - сказал я, - пусть он хотя бы придет не сейчас… С этим делом, сам понимаешь, - никогда не поздно и всегда рано.
- Бережешься, значит, - проговорил он медленно.
- Что ж, правильно… - И вдруг добавил с яростной хрипотцой. - Берегись! И учти на всякий случай…
Но я не дал ему договорить. Внезапным резким круговым движением я вырвал руку - и отступил на шаг. И спросил возмущенно:
- Чего ты от меня хочешь?
- Ничего, - проговорил, кривя губы, Копченый. - Но все же учти. - Он глотнул воздух. - На всякий случай! - И опять он осекся, словно бы ему стало трудно дышать. - Если ты кому-нибудь, когда-нибудь - хоть одно слово…
- Не волнуйся, мой мальчик, - ответил я тогда. - Это прежде всего - не в моих интересах… И вообще, в чем дело? Дорогу я тебе показал. Разговор наш окончен. Чего ты еще ждешь? Прощай!
Свободное копирование
