Когда мы приехали уже поздно вечером второго ноября в Чучково (а выехали из Пензы 31 октября, а из своей квартиры - 30 октября), тут мы только узнали, что наш поезд не остановится на следующей станции Назаровка, где нам нужно сходить, а поедем дальше до Шилова. Конечно, нам нужно было поспешить выйти из вагона, что мы с Митей и сделали, оставивши в вагоне третью нашу спутницу - Елену Александровну Потапову - сестру Вали, т.е. Митину свояченицу. Об ней я скажу впоследствии.
Раньше я почему-то думал, что Чучково - очень большая станция - буфетная, как всегда значилось в расписании. На самом же деле, она не больше Назаровки, на которой мы обыкновенно садились и выходили и которая находится от нас на седьмой версте. Здесь мы почти всегда могли найти лошадей у знакомого - живущего неподалеку старика Лаврешина, или у его брата, живущего на другом хуторе, тоже близ станции. В Чучкове же, отстоящем от нашей Барановки за двенадцать верст, у нас не было никого из знакомых. Здание станции Чучково оказалось не больше Назаровки, а вместо буфета там была лишь стойка в 2 1/2 аршина, за которой когда-то торговали водкой и селедкой. Вся комната была набита народом, который и лежал и сидел прямо на полу, потому что не было ни скамеек, ни стульев; освещение состояло из одной очень маленькой (керосиновой) лампочки, которая не столько светила, сколько коптила, и весь воздух был насыщен особыми испарениями, так что невольно вспоминались слова поэта: “Здесь Русский дух, здесь Русью пахнет”. Но вместо слова “пахнет” я бы поставил другое, более сильное выражение.
Митя какими-то судьбами достал мне в конторе стул, поставил его за стойкой, усадил меня за ней, и там я просидел до утра, а на стойке были нагромождены мешки и узлы. Вся бывшая тут публика сидела с утра, ожидая поезд из Москвы на Сасово и дальше. Что тут было - трудно представить! Думаю, что если бы рассказывать обо всем том, что тут было, - в каких условиях находились люди и чем они дышали, - рассказать об этом англичанам, то, наверное, слушатель сказал бы, что все это или фантазия - в духе Жюль Верна, или бред больного воображения. Когда на рассвете я выходил во двор станции, где был мороз и ветер - стало быть, и чистый воздух, я невольно подумал, что вышел из смрадной могилы, в которую нужно возвращаться снова.
Свободное копирование
