Новая часть города охватывает всю старую и состоит из мелких европейских домов, построенных с большими промежутками друг от друга в предположении, что они, промежутки, будут потом засажены деревьями. Не знаю как теперь там, а при мне не было посажено еще ни одного деревца.
Клинические здания построены все из булыжного камня, обтесанного, плотно пригнанного, довольно большие, выкрашенные в светло-желтый цвет, напоминающий цвет французского золота. Все они построены после войны, на те деньги, которые взяли с французов. Между клиническими зданиями тоже большие промежутки, оставленные вероятно для разбивки садов. Несмотря на обилие камня в Германии, я не видел в Галле ни одного аршина мостовой; нашей невылазной грязи здесь на улице тоже нет, благодаря песчаной почве.
Приехал я сюда к вечеру и меня поразил особый звук во всех улицах, от которого не было возможности куда-либо укрыться: это был звук от деревянной обуви, устроенной наподобие больничных туфель, без задников, которые при ходьбе издают этот звук вследствие постукивания по каменному тротуару, на иных вновь приезжих он наводил такую тоску, что вызывал даже слезы.
На следующий день я был уже в клинике, познакомился, при посредстве Борнгаупта с ординаторами: Обест, Колликер, Генцмерг, Краске. В заведывании каждого ординатора находится особое отделение такое же, как и у нас в России. Всех отделений четыре. Они устроены по барачной системе, по два этажа каждое. В нижних этажах помещаются больные, а про верхние этажи мне ничего не говорили, кроме того что там квартиры орди-наторов. Все бараки помощью коридоров связаны между собой, а в центре свод и вход с улицы, помещение для амбулатории и операционный зал с аудиторией и рядом кабинет профессора.
Прием больных ежедневный, громадный с массой хирургических больных; это объясняется тем, что в Галле в ближайшей окружности находится до 70 фабрик и заводов, здесь же и вокзал железной дороги, у которого перекрещиваются несколько линий. Как бы немцы ни были аккуратны во время механической работы, но и у них бывают несчастные случаи в обращении с орудиями производства. Вот эти то случаи все попадают в хирургическую клинику, где и оперируются. Кроме того, заводско-больничное население дает массу заболеваний: ни раньше, ни после я не видал такого множества болезней костей, как здесь, что Volkmann объяснял дурным питанием рабочих. Но я должен сказать, что наши фабричные рабочие питаются не лучше немецких, однако же мы не наблюдаем у них столько заболеваний. Причина лежит в чем-то другом. Здесь же между больными я увидал и несколько человек из России, по преимуществу с юга, приехавших сюда оперироваться благодаря славе, пущенной про Volkmann‘a, как знаменитого оператора на костях. Как будто бы это что-то особенное (ампутации, резекции и т. д.). Приезжие по большей части еврейки, они поддались рекламе.
Volkmann считается провозвестником антисептики в Германии, но как же она у него проводиться и какие дает результаты? Вся она сводится на то, что в изобилии употребляется 5% и 3% карболовый раствор и для инструментов и для обмываний операционного поля, для последнего в употреблении еще и песочное мыло, т.е. мыло содержащее песок. Это недурное применение потому что очень многие, особенно пришлые больные являются до того грязными, что иначе привести их в порядок, хотя и не полный, невозможно иначе, как скоблить и мыть щетками с песком. А пока такой субъект не разделся, можно думать, что он очень чист: на нем белый воротничок, белые нарукавники, какой-нибудь особый галстучек. А спросите его, когда он мылся? Окажется не мылся несколько лет, чего наши рабочие и крестьяне допустить не могут. Если не в бане, то в печи, а моются еженедельно. Чем же чище немец?
Свободное копирование
