Бродя по улице под Липами я как-то услыхал русскую речь и узнал, что тут есть кофейня Вауэр или Браун и зашел в нее. Здесь оказалась масса народа и между ними несколько русских. Они все читали русские газеты, особенно “Русские ведомости”. Здесь я познакомился с одним очень молодым юношей, окончившим курс Московской Духовной Академии Якушкой Смирновым, который потом стал священником в Дрездене, а потом и в Париже. Этот Якушка готовился здесь сделаться препо-давателем греческого языка в Петербургской Духовной Акаде-мии, а больше слонялся без дела. Потом я скажу об нем еще несколько слов.
Здесь же я познакомился с природным москвичом Николаем Алексеевичем Каблуковым, который стал впоследствии профессором Политической экономии и статистики в Московском университете и Власием Тимофеевичем Судейкиным, который изучал здесь финансовую науку, по возвращении в Петербург стал какой-то важной шишкой в Министерстве Финансов. Все это был народ молодой, веселый, жизнерадостный. А где они теперь все? Что стало с Якушкой-попом парижским, что сталось с Судейкиным, портрет которого я видел в каком-то иллюстрированном журнале, где он изображен чуть ли не в министерском мундире. Много, очень много ушло народа за последние сорок лет, а вновь (прибавилось) таких, с которыми можно бы было сойтись, как сходился с теми, очень мало. Стал ли народ мало податлив на знакомства, или я стал более разборчив и осмотрителен - не знаю. Знаю только то, что чем дольше живу, тем количество знакомых у меня уменьшается, а не увеличивается. А ведь было когда-то время, что в Новый год или в Рождество я делал по 10-12 праздничных визитов знакомым, с которыми был наиболее близок. Теперь же в Москве не осталось никого. Одних уж нет, а те далече. Если бы какая-нибудь неведомая сила перенесла меня теперь из Барановки, где пишу эти строки, в Москву, я очутился бы в ней, как в первобытном лесу: ни одного знакомого человека.