Я не сказал еще ничего, или почти ничего, еще об одном своем сослуживце Петре Петровиче Отрадинском. Он служил ординатором в клинике профессора Черинова (пропедевтическ.), был сыном полицейского врача Мясницкой части, жил, стало быть, в самом центре города, в здании Мясницкой части, в котором и родился, поблизости самого беспокойного места в Москве - Хитрова рынка. Он был очень хорошо знаком с химией, ради которой даже нарочно остался на 2-й год на курсе. Его очень любил профессор химии Лясковский, а потом эта любовь перешла к заместителю Лясковского Марковникову. Он был очень хороший врач-терапевт. Как человек он был очень отзывчивый, добрый, внимательный, деликатный, особенно с больными, но недолюбливавший заносчивых, обзывал их всегда дурашками. Он был религиозным, посещал церковные службы, особенно всенощные в разных церквах и, как по отцу происходивший из духовного звания, с уважением относился к духовным лицам, если только они своими действиям не вызывали нареканий.
Он пользовался в Москве довольно хорошей практикой, особенно среди богатых купцов, как, например, Чижовы со всей родней, Лямины, Константиновы, Губкины и др. Многие из них видели в нем подходящего жениха для своих взрослых дочек и ухаживали за ним, что, конечно, было ему известно. Так он был врачом в Практической Академии коммерческих наук, в котором председателем совета был Ал. Ив. Абрикосов, и где училось много московских и иногородних купеческих сыновей, то это способствовало еще большей известности его имени между купцами. Эти же богатые купцы вовлекли его в свой круг, в котором он вращался, по-видимому, с удовольствием, привык к нему, и стал прельщаться деньгами, хотя и не гнался за ними. Круг знакомства его был довольно большой, судя по тем вечеринкам, которые он устраивал по временам для своих знакомых; на этих вечеринках из врачей бывал лишь я один и изредка М.И. Чиж; вообще он как-то мало сходился до близости с врачами и многих из них относил к числу дурашек. По временам лишь он точно впадал в какой-то раж, становился необычайно для него дерзким и резким, но это скоро проходило и он возвращался к своему обычному благодушию. Хотя он был известный московский врач, но не следовал обычаю других врачей, не назначал никакую плату за свой труд, а довольствовался тем, что платили сами больные, а они иногда проделывали с ним, как со всяким другим врачом непозволительные штуки, что и пришлось испытать и мне самому неоднократно. Он был постоянным врачом в семействе А.Сем. Губкина, нового московского купца, прибывшего из Сибири. Но ввиду того, что теперь уже нет Губкина на свете, а осталась лишь фирма его “Наследники Губкина”, я скажу здесь о нем несколько слов, предупреждая, что эти сведения получены мною от Отрадинского. Основатель фирмы Алексей Семенович Губкин много лет тому назад был в Сибири ямщиком, держал и сам ямщину между 2-3 станциями большого Сибирского тракта и в то же время возил товары, а иногда ездил и сам вместо ямщика. Потом как-то он пропал на 10-15 лет и никто не потревожился разыскивать его; в Сибири тогда было обычное явление, что человек пропадал незнамо куда; а Губкин был ямщик и потому решено было вероятно, что его убили беглые каторжане, которых масса бродила по всей Сибири. Однако же, лет через 10-15 лет он нашелся. Где он был, никому по угрюмости своего нрава, не сказал, но было ясно, что он объявился с большими деньгами. Стали на досуге раскапывать дело и доискались до того, что вспомнили, что одновременно с исчезновением ямщика Губкина пропал с большого тракта и богатый сибирский купец, ехавший в Москву с большими деньгами; но придраться к этому никто не желал, тем более, что купца уже не воротишь. Мог бы начать дело судебный заседатель, но и этот ничего не предпринимал уже потому, что Губкин в скором времени по своем появлении вступил в дружеские отношения с ним и с другими властями. Иначе говоря платил им большое как бы жалованье, что бы они не мешали дело делать.Таков был порядок в старое доброе время. И вот Губкин начал вести большую торговлю чаем и сахаром. Из Москвы он вез транспорты сахара и других товаров, которых нет в Сибири, а из Сибири вез в Москву чай. Дела шли более чем хорошо, он быстро богател и начал даже благотворить. Это было уже признаком того, что у него не один, а несколько миллионов без оборотов. Начал он свою благотворительность с того, что сделал на свой счет мостовую в городе Кунгуре (Пермск. губернии) откуда сам был родом, устроил там освещение, водопровод и наконец в довершение всего техническое училище, т.е. купил для него усадьбу, построил здание и обеспечил его существование внесенным капиталом. Конечно, такая деятельность его стала известной в высших сферах петербургского чиновного мира и ему сразу дали “полезное” - чин действительного статского советника и станиславскую звезду. Тут-то он и переехал в Москву, не покидая сибирскую торговлю и имел уже на плечах около 80 лет. Он купил себе в Москве роскошный дом, особняк на углу Рождественского бульвара и Кисельного переулка, построенный известным инженером Ф. Мекк. Он купил его со всем тем, что в нем было, а потом оказалось, что в подвалах его было одних вин на сумму большую, чем та, которую он заплатил за весь дом. Когда, случалось, что ему говорили, что он сделал выгодную покупку, он отмалчивался, а если собеседник продолжал свой разговор, дедушка только и говорил: “А что тебе до того? На чай, небось хочешь?” Вот и случилось как-то, что старик заболел и довольно серьезно. Совершенно случайно, впрочем, попал к нему Отрадинский, вылечил его, и с тех пор установились между ними добрые отношения, которые не покидали их во всю жизнь старика. Когда старику было уже 80 лет, он захотел вновь испытать молодость и с этой целью поехать за границу, где он до тех пор никогда не бывал и предложил ехать с ним Отрадинскому на подходящих условиях. Тот принял предложение. Поехали. За границей пробыли неделю, и здесь Петр Петрович увидал, что он имеет дело со страшным скрягой, учитывающим каждую копейку, и, вместе с тем, бросающим сотни рублей непроизводительно. Там он был постоянно угрюм, может быть потому, что не знал тамошнюю речь и думал, что его обманывают окружающие его, т.е. и Отрадинский. Домой возвратились, конечно, в том же положении, в каком выехали - попытка стать молодым оказалась неудачной. Скоро по возвращении домой, в Москву, с ним сделался удар, повторился и прикончил дни старца. Когда его хоронили, приказчики раздавали медные пятаки нищим через решетчатые ворота двора. Нищие собрались по какому-то чутью в громадном количестве и так напирали друг на друга, что несколько человек задавили, в дело раздачи вмешалась полиция, и оно пошло лучше, давка прекратилась. Наследник, внучек Александр Кузнецов получил в наследство все, что осталось от дедушки и несмотря на то, что были приняты серьезные меры к тому, чтобы скрыть стоимость наследства, все же пришлось заплатить наследственных пошлин с 17 1/2 миллионов. В это время уже была открыта торговля чаем и сахаром под фирмою “Наследники А.С. Губкина, Кузнецова и К” в верхних торговых рядах, на углу Никольской и Красной площади. Наследник Кузнецов, холостой, чахлый человек за 30 лет, сам не знал в чайной торговле ровно ничего и поручил вести ее другому лицу, выбранному дедушкой, стало быть, надежному (Владимиров), а сам остался праздношатающимся. Первым делом он продал свой дом на Рождественском бульваре, а купил себе свой уже на Малой Дмитровке, затем купил имение где-то в Смоленской губернии, потом имение в Крыму (Форос), ссек там какую-то скалу, а на ссеченом месте построил церковь в Византийском вкусе. Все это вышло очень красиво, но малодоступно, потому что для того, чтобы попасть в церковь, нужно сделать не менее 10 верст по скалистой дороге. Вокруг Кузнецова терлось немало дальних родственников и хороших знакомых, которые не оставляли его своим вниманием и аппетитом. Ему очень хотелось войти в круг Московского дворянства, но это было не так-то просто. Не удалось. Ему, как чахоточнику, не следовало жить зимой и осенью в Москве, а жить где-нибудь на юге, в Крыму например или даже на Средиземном море. Чтобы быть совершенно свободным в выборе места в любое время, он купил себе яхту за триста тысяч рублей и начал ездить на ней по Средиземному морю вдоль и поперек, а иной раз выезжал и на остров Мадеру, где жила тоже чахоточная сестра его (Ушкова). В один из таких переездов он заболел, у него явилось кровохарканье, которого он особенно боялся и несмотря на то, что на яхте был постоянный врач, он все же выписал из Москвы Отрадинского в Канн, и, когда Отрадинский уезжал, он вручил ему пакет на имя главной конторы его в Москве, сказавши, что это приказ в контору выдать Вам деньги за приезд сюда. Отрадинский вез этот пакет бережно, предполагая, что тут лежит огромная сумма, на самом же деле было распоряжение о выдаче Петру Петровичу 2-х тысяч руб. Это, конечно, немного, если считать, что он потратил на проезд свои деньги в оба конца и был оторван от Москвы на три недели.
Свободное копирование
