Но что же представлял собой сам Дм.Вл. Соколовский, может быть спросит читающий эти строки. Скажу несколько строк и об нем. Он был сыном мелкого чиновника в Арзамасе, после уездного училища поступил в гимназию, а потом в Московский университет, где профессор Соколовский был его дядя. У него он и жил и, по-видимому, дядя имел на него влияние. По окончании курса он тотчас же поступил ординатором в Акушерскую клинику, которой заведовал Ал. Матв. Макеев и, стало быть, сделался врачом-акушером, а так как акушерство стоит в ближайшей связи с гинекологией, то и женским врачом. После клиники, где он пробыл три года, он нигде не служил, а занимался лишь частной практикой. В этом-то отсутствии больничной школы и был недостаток его: гинекология его времени стала на рациональный путь - оперативный, а до тех пор ограничивалась исключительно терапевтическими мероприятиями. Что оперативный путь стал наиболее рациональным, это видно уже из того, что при некоторых больницах стали устраиваться чисто гинекологические отделения, в которых производится масса операций (гинекологическая клиника, отделение при Голицынской больнице, при Старо-Екатерининской больнице, в Городской и др.) и даже появились частные женские больницы-лечебницы, например Штрауха и Венера, Александрова, при лечебнице Евангелического общества. Сколько мне известно, он не оперировал сам лично и в таких случаях, где это было неизбежно, приглашал меня (хотя и имел все инструменты, нужные для операций). Стало быть, он ограничивался исключительно акушерской практикой или подачей советов на словах, а на этом экипаже далеко не уедешь тем более, что в Москве развелось много родильных приютов, да и в родовспомогательных учреждениях стали вполне нормальные современные порядки. Стало быть, заработки его были небольшие, но и тут он делал много непроизводительных расходов, например, держал свою лошадь, что, конечно, стоило ему гораздо дороже, чем если бы он брал извозчика, при небольших его разъездах. Кроме того, у него была некоторая страсть к коммерции, и он то покупал имение, то устраивал завод для выделки огнеупорного кирпича, но не имея сведений для ведения в них дела, сажал туда управляющих, которые прежде всего не забывали себя лично. Он очень любил заниматься общественными делами, был революционер по убеждению, а купивши тотчас за Дорого-миловской заставой 3 десятины земли, устроил там завод для выделки какого-то особенного кирпича, из черепков бывших глиняных горшков, которые нужно было собирать и привозить к нему. На этом его нагрел управляющий, а товар не нашел себе сбыта. Он вступил в компанию с каким-то князем Голициным и они устроили завод в Боровичах (Новгородская губерния) и стали выделывать чрезвычайно красивый и очень плотный материал - пирогранит, но и на это не было покупателей и Голицин прогорел, а вместе с ним прогорели и 12 тыс. руб. Соколовского. Тогда он, в компании с 10 лицами начал строить кирпичный завод при станции Павлово-Нижегородской железной дороги. Написали доверенность на ведение всего дела присяжному поверенному Вышеславцеву, возвели здание почти до крыши, а тут Вышеславцев внезапно умер, имуществом его воспользовались наследники и кредиторы, а компаньоны не получили ничего, потому что доверенность, данная Вышеславцеву, ради экономии, не была написана на гербовой бумаге, не заявлена у нотариуса, а теперь, чтобы считаться компаньоном, нужно было платить штрафа гораздо больше, чем компаньонского взноса. Так и бросили все дело, а недостроенное здание осталось стоять до разрушения силами природы или трудами соседей, любящих поживиться чужим имуществом.
Когда я поступил на службу в Даниловскую мануфактуру, я пригласил его в фабричный родильный приют консультантом по акушерству и он должен был приезжать к трудным родам, когда за посылалась лошадь. За каждый приезд его ему полагалось по 15-и рублей. Но в общей сложности это для Москвы составляло ничтожную сумму.
Я сказал выше, что он любил заниматься общественными делами и, купивши три десятины земли, сделался гласным Московск. управл. земского собрания, что его вполне удовлетворяло, особенно после того, как он стал председателем училищного совета. Ему хотелось быть Гласным Московской городской Думы, но на это у него не было ценза.
Чувство товарищества в нем было сильно развито, и он не жалел своих скудных средств, чтобы поднести в какой-либо юбилейный день своему сотоварищу то адрес в дрогой папке, то какой-нибудь изящный подарок. И то и другое есть у меня и куплено, конечно, по его инициативе. Он не писал ничего и читал очень мало, а, стало быть, не мог участвовать ни в какой беседе по поводу текущей литературы; у него на столе в комнате, в которой ожидали своей очереди больные, лежали лишь такие журналы, как например “Нива” или что-либо подобное.
Единственная дочь (вполне неудачная) и жена его остались после него совершенно без всяких средств. Он умер от остро-гнойного воспаления мозговых оболочек за несколько дней до отречения Николая II от престола, проболевши трое суток и не приходя в сознание. Его похоронили на Ваганьковском кладбище, но так близко от жилых помещений тамошних церковно-служителей, что могила его вероятно сгладится. Жена его Ольга Дмитриевна, моя кума, скоро умерла после мужа в Старо-Екатерининской больнице от рака, который после операции на груди, дал метастазы во всех брюшных органах. Дочь осталась одна, как перст со своим малолетним сыном Ростиславом. Московское земство, которому он отдавал всю свою душу, не могло оказать ей своей помощи, потому что само едва дышало, а с наступлением новых порядков в России, прекратило свое существование. Так бесследно прекратилась и память об этом несомненно честнейшем человеке, отзывавшемся на все доброе и общественное.
Свободное копирование
