Чтобы закончить описание владельцев, живших в моем участке, упомяну еще громадное семейство Петра Алексеевича Мясоедова, почтенного благоразумного человека и хорошего хозяина. Он был вторично женат на вдове, имевшей пятерых детей, от этого вторичного брака у нее родилось еще пятеро, и у него осталось от первой жены столько же - так что всего составилось 15 человек детей. Кроме того, жили еще какие-то племянники. Всего было столько народу, что за обедом этого семейства, особенно, если бывал кто-нибудь из гостей, съедался целый теленок зараз.
По соседству с ним жил Семен Семенович Лародзиев, потомок Зорича, близкого к Екатерине II, отставной моряк, хорошо когда-то знавший морское дело, но не понимавший самой простой вещи на земле - он, например, уверял, что его сосед Мясоедов украл у него десятину земли, но как это произошло - сказать не мог. Жена его, в свое время красавица, из армянской семьи, была очень бойкая, подвижная дама, игнорировавшая своего мужа. Она имела двух сынков, не похожих друг на друга, а супруг ее был настолько стар, что не мог справиться с обезьяной, выскочившей из клетки, и чтобы избавиться от нее, сам спрятался в обезьянью клетку.
Были еще и другие типы, как Барышников или Кожин, которые тоже были своеобразны, но не настолько, как описанные здесь. Все они могли существовать лишь при крепостном праве, когда бесплатно работала на них целая деревня, а они получали все готовое - свое, как они называли. Падение крепостного права застало их неожиданно, а если бы им сказали, что оно будет уничтожено через десять лет, то и тогда они оказались бы неподготовленными к этому. Они, живя в деревне, вели беспечный образ жизни, ничего в хозяйстве не понимали. Знали лишь то, что унавоженная земля дает лучший урожай, чем не унавоженная, что земле нужно давать отдых от засеваний. А если им говорили, что немцы стали сеять траву и тем улучшили свое хозяйство, они от души смеялись, прибавляя, что если немец блоху выдумал, так почему же ему и траву не сеять, и серьезно садились за карточный стол, за которым оказывались большими знатоками, специалистами своего дела.
В это время они уже прожили все выкупные платежи, данные им за земли, отошедшие к освободившимся крестьянам, и на помощь им явился “Золотой банк”, куда стали закладываться земли. А когда этот банк лопнул вследствие кражи, особенно банковского бухгалтера, на покрытие долгов пошли “ненужные” участки земли, а за ними и очень нужные, в результате всего этого - обнищание, повторение того, что описывал Сергей Атава (Терпигорев). Но заносчивость этих дворян оставалась все же великой, и мне приходилось иногда слышать от них, что они платят в Земство много денег, потому все земские служащие должны оказывать им свое содействие даром, т.е. врачи должны лечить их бесплатно. Меня это иногда смешило, а иногда бесило, и я говорил им с досадой: “Да, земские врачи получают от земства жалованье, но не за то, чтобы лечить всех в уезде бесплатно, а лишь - неимущих, крестьян, и за то, что решаются жить в таких ужасных условиях, при которых иногда неделями они не видят человеческого лица, а лишь свиные рыла”. Такая отповедь им была, кажется, понятна и они, не зная, что ответить на нее, по большей части умолкали.
В имениях крупных владельцев, как, например, Зубова, Меншикова, Смольянинова, которые сами в имениях не бывали, жили управляющие, по большей части немцы, которые не обладали свойствами русских дворян и прекрасно обделывали свои дела и делишки, и, отойдя от хозяев, покупали себе именьица по сходным ценам, а хозяева исчезали с горизонта. Таких было много. Но были и еще оригинальные типы - бывшие дворовые люди, лакеи, повара, умевшие хорошо оказывать свои услуги престарелым помещикам, которые или давали им векселя, или в завещаниях отказывали им немалые средства. Отлично я знал двух таких - Кузнецова и Саблина. Первый был лакей, второй - повар. У этого повара, жившего постоянно в городе в своем доме, было отличное имение в черноземной полосе уезда, около 500-600 десятин земли, дававшее много тысяч рублей дохода.
Свободное копирование
