Воспоминания доктора медицины - 68

Другие обитатели Путятино

Еще были помещицы, жившие рядом с больницей, настолько близко, что иногда можно было расслышать многое, что у них говорилось. Это были три заматерелые девицы Климовы, настолько злые и бранчливые, что даже мужики не решались вступать с ними в ссору: забранят такими скверными словами, что мужику не под силу возражать. Одна их сестра, уже четвертая, жила в другом доме, будучи замужем за землемером Милашевичем. Странная судьба этого семейства Климовых! Отец их, купивший Стурмово владение, был застрелен из ружья в своем доме; сын его, брат злых девиц, судился за убийство ямщика, с которым ехал, но был оправдан, а потом при мне уже судился опять за убийство, но уже был обвинен. Племянник его и сестер, сын Милашевича, после дифтерита скарлатинозного почти совсем оглох, говорил каким-то нечеловеческим голосом и в одно утро убил мать, замужнюю сестру и работника, желая выгнать из них сатану, как он говорил. Орудием убийства он избрал тот громадный землемерный знак, которым выжигают на столбах казенный герб.

Последнее дворянское семейство, жившее в Путятине - это Кульберг, мать, дочь и сын. Мать очень гордилась тем, что она воспитывалась в Екатерининском институте, а дочь была очень молодая красивая женщина, замужем за судебным следователем Никитиным - хорошим следователем и прекрасным человеком во всех отношениях. Он потом был назначен членом окружного суда где-то на юге - в Ростове-на-Дону или в Новочеркасске.

Теперь, когда я пишу это (август 1921 г.), от всех прежних дворян в Путятине осталось лишь два брата Стурма, дети Ивана Николаевича, которые значительно обеднели, живут, едва-едва сводя концы с концами. Это внучата того Стурма, который был женат на Долгорукой и который был избираем дворянством на должность предводителя, как богатый человек. Остальные исчезли без следа. Впрочем, остался один из Климовых, он же Милашевич 2-й, который за убийство матери, сестры и работника признан Рязанским окружным судом неизлечимо больным, сумасшедшим и навсегда помещен в дом душевнобольных в селе Галенчине, где находится и до сих пор, стало быть, больше 30 лет.

Кроме дворян в селе имели большое значение разжив-шиеся мужики, теперь ставшие купцами; из них самую видную роль играл Яков Тер. Чернышев, снимавший у дворян рощи и леса на сруб и поставлявший дрова на Рязанскую железную дорогу. Когда я приехал в Путятино, он был уже очень богат, имел капитал в полмиллиона и много земли, которую, однако, продолжал скупать, если представлялся удобный случай, т.е. дешево.

Другие купцы, а их было немало, занимались скупкой и ссыпкой хлеба (ржи и овса), отправляли его на Оку, а потом продавали или в Рязани, или в Москве. Они быстро богатели и лучшие земли, раньше бывшие дворянские, теперь принадлежали им. Два из них (оба Поповы) имели даже здесь свои лавки или магазины, в которых можно было найти все нужное в обыденной жизни, кроме кожи и тканей. Один из них даже построил на свой счет новую каменную очень хорошую церковь, против больницы, но уже дети совершенно разорились - проигрались в карты.

Вообще, село Путятино и было-то небогатое, а теперь оно стало много беднее прежнего, почти разорилось, отчасти вследствие пожаров, а частью и потому, что оно было всегда полупьяное, земля его неурожайная, способы обработки отвратительные, предприимчивости у населения никакой не было. Даже в тех случаях, когда во время пожара сгорело больше 100 дворов, они не переселились на дальние свои земли, а построились тут же и, стало быть, еще теснее; уходить на отдаленные участки не хотели ради здешнего базара, который привлекал их и на котором им нечего было ни продавать, ни покупать. Бывший на базарной площади общественный дом сельское общество сдавало под трактир за 4000 р. в год (1873г.), и вместо того, чтобы вырученную сумму уплатить в виде податей, пропивали ее в этом же трактире в каких-нибудь 3-4 дня. Как ведется дело теперь, я не знаю; должно быть, и трактир стал государственным.

Я так много написал о Путятине, потому что это было первое село, в котором мне пришлось жить не временно, а постоянно: ведь я прожил в нем шесть с половиной лет, то есть - все время моей земской службы. И теперь, вспоминая это время, я удивляюсь тому, как я мог там жить: ведь нужно было быть или очень мало требовательным от людей, или быть такими же, как они. Положим, что я иногда не скрывал свое пессимистическое отношение к ним, но все же продолжал жить между ними и, если бы не вышел в отставку, то, пожалуй, жил бы и до сих пор там и, конечно, совершенно бы погряз там. Но случай заставил меня покинуть земскую службу, чему я был очень рад впоследствии, об этом я запишу потом своевременно.

Теперь буду говорить дальше все о помещиках, с которыми приходилось иметь дело.