В это время я познакомился в Нижнем с рядом более или менее выдающихся лиц, надеясь найти у кого-либо разрешение волнующих меня вопросов. Но увы! Нигде такого разрешения я тогда не нашел. Познакомился я с известным тогда народническим писателем Карониным-Петропавловским, который, возвращаясь из ссылки, жил некоторое время в Нижнем. Это был искренний, чуткий, но тяжело ушибленный жизнью, совсем больной человек. От него веяло каким-то мрачным отчаянием {Вскоре, в 1892 году, он умер.}.
Конечно, не он мог помочь мне в моих сомнениях и исканиях. Познакомился с другим видным революционером-народником Иванчиным-Писаревым, который, тоже возвращаясь из ссылки, жил одно время в Нижнем. Иванчин-Писарев был известен своим "хождением в народ", а потом! как один из редакторов "Народной воли". С большими надеждами я шел к нему, но он был сух и сдержан, не хотел, повидимому, раскрывать своего тогдашнего "кредо" {Кредо -- исповедание веры -- изложение своих убеждений.}. Он ведь тоже сменял свои революционные вехи на вехи "Русского богатства", вехи, близкие к либеральным. Только от возвратившегося из ссылки А. А. Карелина веяло более живым революционным духом.
Зашел я и к своему старому знакомому Чекину. Чекин, казалось, остался твердым в своих революционных взглядах и резко порицал новое среди радикальной публики направление -- "культуртрегерство". Но я заметил и в нем какую-то подавленность. Да и немудрено было: как я узнал потом, казанская народническая организация переживала в это время большой идейный кризис. После отпечатания того сборника, о котором я упоминал, она уже не знала, что ей больше печатать и решила хорошо устроенную и прекрасно законспирированную типографию за ненадобностью... утопить в реке. Это потопление типографии было символом похорон старой революционно-народнической идеологии. Немудрено, что Чекин чувствовал себя в это время подавленным. Впоследствии он сам ушел в культурничество и отошел от активной революционной работы.
У Чекина я познакомился с Алексеем Максимовичем Пешковым. Он тогда только что приехал из Казани, где жил некоторое время с Чекиным и занимался в его кружке. Приехав в Нижний, он поселился с Чекиным, где я его и встретил. Чекин сказал: "Вот познакомьтесь -- это интересный человек -- выходец из народа, Пешков". Передо мною был высокий молодой человек, в синих очках, с длинными волосами, в черной рубашке и поддевке, в высоких сапогах. Разговорились. Я поделился своими невеселыми впечатлениями о настроениях московского студенчества. Чекин рассказал, что эти настроения существуют и среди нижегородских недавних революционеров, ныне отрицающих революционные пути и считающих, что теперь всего важнее скромная культурная работа культуртрегеров, как тогда говорили. Пешков давал реплики, из которых видно было, что он вполне разделяет отрицательное отношение Чекина к вновь объявившимся культуртрегерам. Реплики Пешкова были резки и характерны: они выражали пренебрежение к неустойчивости интеллигенции.
В течение этого лета я часто виделся с Чекиным и А. М. Пешковым, беседовали, гуляли вместе по верхней набережной Волги -- по Откосу. Алексей Максимович очень любил гулять по Откосу, откуда открывался обширный вид на Заволжье, один из красивейших русских видов.
Характерная фигура Алексея Максимовича на Откосе обращала на себя внимание.
Мы, трое, чувствовали себя единомышленниками, правоверными народниками. Возможно, что у А. М., как и у меня, нарождалось в глубине сознания сомнение и критическое отношение к народничеству, но это таилось еще глубоко и не обнаруживалось в наших беседах. Свое отношение к народникам в период 80--90-х годов, а также и свое отношение к их критикам А. М. выразил в своем очерке о Короленко. Он пишет там:
"Порою и все чаще молодежь грубовато высмеивала "хранителей заветов героической эпохи", людей чудаковатых, но удивительно чистых. Они казались мне почти святыми в увлечении "народом" -- объектом их любви, забот и подвигов... Я видел, что они раскрашивают "народ" слишком нежными красками, я знал, что "народа", о котором они говорят, нет на земле..." В последних, приведенных мною словах чувствуется то критическое отношение к народничеству, которое начало, повидимому, уже зарождаться у А. М., но оно еще не проявлялось в разговорах с близкими ему народниками, которые казались ему "почти святыми".
Свободное копирование
