Бывшие революционеры часто говорили тогда: надо выходить из подполья, надо брать в свои руки влиятельные места. И действительно: постепенно они становились заметным фактором местной жизни. Они переставали уже быть столь оторванными от местной жизни, как я выше характеризовал, они переставали быть "чужестранцами", они вступили как бы в блок с местными людьми, блок демократов и либеральных народников с умеренными буржуазными либералами и прогрессистами. Впоследствии, в революцию 1905--1907 годов, этот блок диференцировался до известной степени: более правые элементы ушли в кадетскую партию, некоторые даже в октябристы, более левые -- в народные социалисты и реже в социалисты-революционеры и социал-демократы, а многие остались без партийного оформления, говоря, что они "левее кадетов", но, за неимением такой подходящей партии, остаются беспартийными.
Во всяком случае этот блок сыграл свою роль в оживлении местной жизни, и Нижний-Новгород 1889-го и следующих годов уже не был таким глухим в культурном отношении городом, каким он был в первой половине 80-х годов. Вот как характеризует это явление нижегородский старожил доктор В. Н. Золотницкий, учившийся в средней школе в Нижнем в 70-х годах, в вышеупомянутом сборнике о Короленко: "Когда я приехал летом 1892 года в Нижний, то был поражен резкой переменой физиономии города и обилием интеллигентных работников. Здесь было довольно много обществ, велись народные чтения, открывались воскресные школы, лекции. На моих народных чтениях по охране здоровья среди слушателей я видел много рабочих, чтения привлекали много народа, город из малокультурного, купеческого, каким я знавал его прежде, превратился в более культурный город..."
Это явление не было только местным, нижегородским, оно было явлением общероссийским. Процесс этот происходил по всей России в большей или меньшей степени: земства, города, просветительные общества начинают заметно расширять свою работу с конца 80-х годов, и это происходило несмотря на реакционные реформы земского и городского самоуправлений 1890--1892 годов, несмотря на множество рогаток, которые ставила администрация всяким культурным начинаниям. Выросла за эти годы также провинциальная печать. Вот что писал об этом Короленко: "Несмотря на все репрессии и на систематические преследования, провинциальная печать даже в эти годы тяжелого давления, навалившегося на все проявления общественной жизни, росла, ширилась, привлекая живые силы и таланты, не находившие другого исхода. Сквозь все преграды, сквозь цензуру и административные стеснения всякого рода она прокладывала себе дорогу неудержимо и неуклонно. Загнанная и бессильная земская оппозиция находила в ней естественного, хотя порой строптивого, союзника, и сама крепла, а широкая городская демократия получала наглядные уроки партизанской борьбы за право со всевозможными угнетателями. И торжествующие "господа положения" нередко ощущали на себе жестокие удары этой задавленной и слабой печати..." {Сборник -- Короленко "Воспоминания о писателях", Москва, 1934 г.}.
Все это объясняется тем, что с конца 80-х годов в России стала быстро развиваться промышленность; этот рост продолжался все 90-е годы. Еще в апрельской книжке за 1889 год чуткий публицист Н. В. Шелгунов писал: "Возьмите любой номер любой русской газеты, и вы почувствуете даже некоторое смущение от массы известий, указывающих на наши промышленно-экономические успехи... Развитие внутренней промышленности и торговли идет с невиданной до сих пор энергией и быстротой... Рядом с этим растут народные школы, расширяется издательство народных книг, размножаются народные чтения и т. д. Нужно быть слепым, чтобы не видеть этих успехов, созданных исключительно ростом нашего промышленно-экономического развития".
Этот рост промышленности требовал и обусловливал известное повышение культурного уровня населения, стимулировал органы самоуправления, земские и городские расширять свои мероприятия по санитарии, медицине, народному образованию, статистике, дорожному делу. Но даже и этой скромной культурной деятельности ставилось много препон со стороны самодержавно-крепостнического правительства, что и вызывало известную оппозиционность органов самоуправления (в разной степени на разных этапах истории с 1865 до 1917 г.), в особенности же их служащих-интеллигентов, так называемого "третьего элемента".
Ленин об этом явлении говорит так:
"Третьему элементу в сословной монархии нет места. А если непокорное экономическое развитие все более подрывает сословные устои самым ростом капитализма и вызывает потребность в "интеллигентах", число которых все возрастает, то неизбежно надо ожидать, что третий элемент будет стараться расширить узкие для него рамки" {В. И. Ленин, Соч., т. IV, стр. 316.}.
Рост промышленности создавал также спрос на интеллигентский труд -- на инженеров, архитекторов, служащий страховых обществ, водного и железнодорожного транспорта, адвокатов.
Все эти обстоятельства, то есть усиление спроса на интеллигентский труд со стороны общественных учреждений и со стороны промышленности, и повели к увеличению кадров интеллигенции; разночинная интеллигенция нашла свое место в развивающемся буржуазном обществе, а это изменило и ее политическое настроение, сделав его из революционно-народнического мелкобуржуазно-радикальным или буржуазно-либеральным.
Конечно, объяснение этого перелома в настроении интеллигенции того времени и его неизбежности пришло впоследствии, а тогда я тяжело переносил этот отход бывших революционеров на новые позиции. Я, несмотря на мои сомнения, был чужд этим новым позициям, и это мешало мне ближе подойти к кружку Короленко и Анненского.
Свободное копирование
