Уже в конце апреля в новую теплицу мы с женой перевезли две с половиной тонны посадочного материала — картофеля сорта “невский”. Семена, рассыпанные по пол-ящика, прекрасно прояровизировались. Чтобы уберечь их от довольно крепких майских заморозков, в новой теплице я смонтировал нехитрую систему обогрева, работающую на солярке. Яровизация картошки длилась более трех недель, и никто на нее не покусился.
— Ну вот, — говорил я жене, — ты опасалась, что своруют! Надо лучше о людях думать!
Только рано я торжествовал. Но об этом позже.
А тогда, как только теплица освободилась от картошки, я натаскал туда и уложил толстым слоем перегной, благо его вокруг было — завались. Дело в том, что в окрестностях сгоревшего скотного двора остались тут и там лежать кучи не увезенного совхозом навоза, который с годами перепрел, превратившись в жирную землю. Кучи эти, напоминавшие скифские курганы, обросли двухметровыми лопухами, серой лебедой да полынью, и в них даже стали селиться лисы, норы которых я обнаружил при раскопке курганов. Эти курганы явились для меня сущим кладом: часть перегноя я использовал в теплице, а основную массу его, навесив на заднюю гидравлическую систему трактора самодельный толкач, подобие бульдозерного отвала, распланировал по полю, нарастив таким образом гумусный слой.
Вот там-то, где лег слой этого перегноя, в 1993 году я и собрал рекордный урожай картошки. Через три года, когда, соблюдая севооборот, я занял этот участок многолетними травами, там пару лет подряд без всякой подкормки поднимался такой могучий травостой, смесь тимофеевки, овсяницы и клевера, что при проходе роторной косилки он не падал, так стеной и стоял, пока при следующей загонке я не приминал эту стену колесами трактора.
Нечего и говорить, что помидоры в новой теплице тоже удались на славу. В конце мая я посадил в ней сорок кустов томатов да несколько перцев. Растения хорошо принялись, дали обильную завязь, я едва успевал их пасынковать и подвязывать к проволочным шпалерам. Воду для их поливки я брал из небольшого водоема, выкопанного возле теплицы, а в августе, когда вода там кончилась, привозил ее на мотоблоке в молочных бидонах из Борисова ручья. Урожай в теплице мы с женой снимали чуть не до середины октября и в том году неплохо на нем заработали.
И стоять бы этой теплице и по сей день, да уже на второй год ее существования начали сбываться пессимистические пророчества моей жены: у теплицы стали баловаться. То, бывало, кто-то камешком в стекло запустит, то замок на двери “раскурочит”, то пару стекол снимут и уволокут.
Эти мелкие пакости, подозревая в их совершении местных мальчишек, я терпел до 1994 года.
Свободное копирование
