Но окончательно меня “достал” случай, когда неведомый злоумышленник, ободрав пленку на боковой стенке теплицы и побив ударами сапога стекла на заднем торце, ушел с “места преступления”, не сорвав ни единого зрелого помидора или перца, а их там висело вдоволь.
Тут я понял, что этим человеком руководила не корысть, а злоба ко мне, хотя во всей округе я никому никогда и малейшего вреда не делал.
Расценив факт вандализма как объявление мне войны, я не стал в нее ввязываться, то есть производить какое-либо частное расследование или выслеживать злоумышленника, ибо ясно было, что на этом он не остановится и спокойно жить мне не даст. Но это не было с моей стороны проявлением малодушия, потому что в других случаях посягательства на мое добро я поступал достаточно жестко, наверняка иногда и переступая правовые нормы, а попробуй-ка уцелей, следуя этим нормам при нашей полной незащищенности от всякой мрази. Но, слава Богу, я никого не убил и не покалечил, хотя на картофельных воров порой и нагонял страху стрельбой из своей “ижевки”.
Теплицу же я просто разобрал и все до щепочки перевез к дому. Во-первых, для выслеживания негодяя просто не было времени: лето, страда, сенокос, ночь не поспишь — днем не работник.
Во-вторых, теплица к тому времени потеряла свою актуальность: картошку мы теперь яровизировали в новом гараже возле дома, а доходы от теплицы уже не играли прежней роли в нашем семейном бюджете: с появлением в хозяйстве скота доходов, как я уже отмечал выше, нам стало хватать от сбыта молочной продукции и мяса.
Вспомнив тот неприятный для меня случай, не могу не отметить, что, получая огромное внутреннее удовлетворение от ведения своего крестьянского хозяйства, я самые большие сердечные огорчения имел как от скрытого, так и от открытого недоброжелательства, зависти и даже злобы со стороны разных людей, что в немалой степени отравляло жизнь и мне, и моей жене. Каких только нелепых сплетен и слухов, касающихся нашей деятельности, не доходило до нас! И порой появлялось желание выбежать на улицу и закричать: “Люди! За что?! За что вы злословите на нас, чем вызвана эта ненависть к нам?! Мы не воруем, не грабим, не махинируем, а, вы же видите, работаем как проклятые, чтобы самим жить более-менее по-человечески и для вас что-то производить!”
Конечно, к числу недоброжелателей нельзя причислить всех наших соседей и знакомых, наоборот, многие нам искренне сочувствовали и добрым словом поддерживали нас. Но когда до твоих ушей доходит очередная поганая сплетня, в горячке обиды ты готов подозревать в ее авторстве любого и каждого.
С годами мы то ли притерпелись к этому, то ли недоброжелателей стало меньше, но теперь любое заушничество в наш адрес уже не вызывает в нас прежней бессильной ярости: мели, Емеля, твоя неделя… Да и вообще, сейчас, на седьмом десятке своей жизни, я, век проживший этаким филантропом-идеалистом, с горечью душевной утвердился в том, что зло человеческое неистребимо, хотя борение с ним — одна из вечных ипостасей нашего бытия. И перестань мы с ним воевать — и вовсе пропадем.
Свободное копирование
