Вернусь к своей судьбе. Лето заканчивалось. Мне нужно было поступать в 4-е, последнее отделение 2-й городской школы. Тут случилось несчастье: папа заболел тяжелой формой бронхита (последствия бегства через Амур зимой из Благовещенска в Сахалян, когда папе приходилось лежать в снегу на Амуре, прикрываясь белой простынёй). Положение у меня оказалось отчаянным - жить одному, да ещё и учиться было невозможно. Перед тем как лечь в больницу, папа обратился за помощью к Ольге Григорьевне Борщ - это была близкая знакомая моей покойной мамы еще по Сахаляну. Муж у Ольги Григорьевны умер. Жила она с двумя дочерьми Ниной и Лидой. Обе симпатичные и грациозные барышни. Старшая Нина - блондинка, младшая Лида - брюнетка. Обе они, обладая сценическими данными, выступали в кабаре "Фантазия", которое в то время было на Пристани, на углу Новогородней и Полевой улиц. Работа была нелёгкой, ночной. Посетители были иностранцы и русские богачи. Иногда такие гости приглашали в антрактах балерин за столики, угощали их. Вот добрейшая Ольга Григорьевна и её дочери и пригласили меня, пожить у них, пока папа в больнице. Квартира была двухкомнатная плюс кухня с плитой, которые, как обычно, отапливалась дровами. Жила семья Борщ очень скромно, но денег на основное хватало. Именно в это время, в новогодние гадания 1929-1930 гг. за Ниной и Лидой ухаживали двое русских юношей: один - Володя Рыков, будущий чемпион Харбина по теннису, второй - студент Миша Смирнов.
Случилось во время гадания со мной необычное. В зеркале в кольце я увидел себя года на три старше в белой форме (этот эпизод был описан мною в газете "Московская правда"). Священник, к которому я обратился после гадания, предупредил меня, что о будущем не нужно загадывать при помощи гадания - на всё воля Божия.
Тут добавлю ещё немного о дворе, в котором жила семья Борщ на Торговой улице, номера дома не помню. Хорошо помню, что там во дворе была фабрика Заики по производству колбасы.
Перехожу далее к своей судьбе. Жить у чужих людей, учиться и как-то питаться было для меня уже невозможно. Оставалось бросить учение. У Ольги Григорьевны была знакомая ещё по Сахаляну пожилая подруга - Надежда Митрофановна Холодович, сын которой Владимир, солидный деловой человек, имел связи с журналистами. Вот он и предложил мне пойти на работу в издательство киножурнала "Зигзаги", конечно, бросив учение. Выхода не было. Пришлось согласиться, тем более, что папа был ещё в больнице. Редактор журнала Александр Фаддеевич Любавин и его жена Ольга Леонидовна хорошо приняли меня, и я стал продавать журнал. Чета Любавиных жила вдвоем в гостиной на углу Мостовой и Участковой улиц на Пристани, в шикарном большом номере. Относились ко мне с сочувствием, даже ласково.
Стал я зарабатывать так, что днём мог питаться, а деликатный папа, имея случайные работы, ни разу не брал у меня денег. Так я попал в иной мир - шикарный с огромными зеркалами во все стены в фойе, паркетным полом, баром, бильярдной, киосками и прочей обстановкой иной шикарной жизни, столь необычной для меня. Нужно сказать, что ходил я в форменном кителе тёмного цвета, на воротничке которого было золотом вышито "Зигзаги". Причёску носил уже с пробором. Все работники кинотеатра и входившие в него службы относились ко мне очень хорошо, даже сочувственно.
Но учиться я уже не мог и пропускал целый год. Удивительно, как со столь далеких лет, запомнились не только обстановка, но и люди, ставшие милыми сердцу. Прежде всего, кассирша Варвара Александровна Макарова, дама средних лет, очень модная и красивая, которой я оказывал услуги. Она посылала меня в перерыв купить для дневного чая булочки, которые до сих пор не могу забыть. Они были очень маленькие, разной формы, очень сладкие и ароматные, а также шоколад "Каэ", который продавался в "Марсе" напротив "Модерна".
Шоколад продавался не плитками, а на развес, кусками, весом по заказу. Причем, рубился тут же на прилавке. Старшим билетёром в кинотеатре был Александр Дмитриевич Банников - высокий, стройный. Костюмы у всех были хорошо отглажены. Контроль в кинотеатре был двойной - у двери в зал ожидания и у двери в зал просмотра. Входов было несколько: слева в передние ряды, справа в партер, за фойе партера в бельэтаж, ложи и на галёрку. Самые дешёвые места были высоко под потолком. В бельэтаже были очень удобные стулья-кресла.
Запомнились милые сердцу среди контролёров: Севва - молодой человек, стоявший у внешнего входа в фойе партера. Билетёры Николай Николаевич Нестеров и Василий Дмитриевич Бухаров, Илья Николаевич Дунаев. Вот так и стоит перед глазами его средних лет невысокая коренастая фигура почти всегда навытяжку. Потом он был начальником спортивного отдела в БРЭМе в Харбине. Как и коренастую фигуру пожилого билетёра на входе в лоджии и на галёрку Просвиркина (имя-отчество забыл).
Очень подружился с молодым симпатичным китайцем "Мишей", прекрасно говорившим по-русски и всегда называвшим меня ласковыми именем. Помню, были и различные, так называемые коммивояжёры, или агенты для поручений. Одеты они были всегда по форме в тёмно-синие костюмы. Особенно запомнился высокий стройный и курчавый Лысцов (имени-отчества не помню). Он был мужем будущей звезды харбинской оперетты Александры Ивановны Лысцовой.
Главным заведующим всеми службами театра был Исаак Ильич Билицкий - полный, пожилой и с неуклюжей фигурой, но строгий - соблюдал везде нужный порядок. Запомнились ещё приятные мне люди Коля Мазин и Дима Шереметьев.
Киноленты были, конечно, "немые", и одни и те же фильмы шли одновременно в четырёх кинотеатрах: "Модерн", "Палас", "Ориант" и "Гигант". "Палас" напротив "Модерна", на Монгольской улице, был менее аристократичным и потому более дешёвым для посетителей. А два театра "Гигант" и "Ориант" были в Новом городе (другая часть Харбина). Причём одни и те же фильмы шли одновременно. По-моему, специальная машина перевозила части фильма к нужному времени из одного кинотеатра в другой. И это расписание работало точно. Был ещё кинотеатр "Аре" на Пекарной улице недалеко от "Модерна", но там шли кинофильмы по другой "линии", то есть от другой кинокомпании. Все театры работали чётко.
Поскольку фильмы были "немые", надписи на экранах были на русском, английском и китайском языках. Украшением кинофильмов был замечательный оркестр. В "Модерне" он размещался в оркестровой яме. В газетной рекламе фильмов всегда говорилось: "оркестр под управлением М.М. Силецкого - это была "фирма". Запомнил состав оркестра и расположение инструментов. Мирон Моисеевич, средних лет, стройный в светло-сером костюме - дирижёр оркестра и одновременно первая скрипка. Второй скрипкой был молодой талантливый Ёня Орлов с немного нескладной фигурой, но простой и приветливый. Ещё сидел на высоком стуле виолончелист Николай Дмитриевич Коцарев - это был классный музыкант русской дореволюционной школы. Наконец, крайним слева - контрабас Кантор, высокий и сутуловатый, и тоже "артист на своем месте". Посмотрим справа от Силецкого - пианист Абрам Субботовский. Его в шутку звали Абраш Воскресенский. Затем правее кларнет Виктор Коптевский, затем тромбон (фамилии не помню) и, наконец, барабанщик Пашевич - уже немолодой, но артист своего дела: мог изобразить и гул, и залпы, и паровоз, и машину. Всё это, удивительно, так и стоит перед глазами.
Харбинская публика любила бывать в кино. Обычно залы были переполнены. Любимцами кинозрителей в эти времена были киноактёры: Бастор Китон - "человек с каменным лицом", Рамон Наварро, Алиса Терри, Рудольф Валентино, Иван Мозжухин, Ольга Чехова (эмигрантка), Чарли Чаплин, Иван Петрович (югослав), Бригитта Хельм, Марлей Дитрих, Грета Гарбо, Дуглас Фербанкс, Мэри Пикфорд, Морис Шевалье, Ширли Тэмпл, Джанет Гайнор, Джон Барримор, Пола Негри, Жозефина Беккер - знаменитая африканская танцовщица, выступавшая обнажннной, и даже собачка Рин-Тин-Тин.
В те времена между киносеансами выступали различные певцы, актёры, танцоры. Запомнились колоритные солидные фигуры старой русской школы - Марии Александровны Садовской, исполнявшей русские народные песни (тоска по родине) и Софьи Александровны Реджи с репертуаром "песни улицы". Одеты они были скромно и по старинной моде. Две эти певицы были любимцами публики. Аплодисменты на их концертах не смолкали, а у некоторых зрителей-эмигрантов на глазах появлялись и слёзы тоски по Родине, потерянной России. Из других выступавших запомнился артист Вительс (старые и современные песни). Бури восторга и аплодисментов вызывали зажигательные кавказские пляски Илико Казбека и Берты Червонной. Всех выступавших через столько лет запомнить невозможно.
Тут необходимо сделать отступление: за годы до всего описанного на Китайской улице угол Аптекарской был небольшой кинотеатр "Декаданс". Там шли небольшие фильмы и ставились короткие пьесы-водевили. До сих пор в памяти остался водевиль "Чертёнок" на две роли - Он и Она. Весёлые частушки, танцы и пляски. Оба красивые, изящные. В этом же театре выступал замечательный куплетист-сатирик Лев Блюменталь. Как сейчас, вижу перед собой его выступления. Он выходил на сцену стремительной походкой в простом чёрном костюме и с цилиндром на голове, лицо немолодое, но хорошо сдобренное гримом. Он, сняв цилиндр, исполнял частушки на тему дня. Успех был огромный. Как ни странно, так и осталась в памяти одна из его частушек. В то время женская половина населения чересчур увлекалась общественной работой в ущерб домашним делам. И вот через 70 лет у меня удержалось в памяти:
Жена в собраньи
На заседаньи
Муж благородный,
Как волк голодный.