Бал Харбинцев в Модерне в 2009 году - 1

Бал Харбинцев в Модерне в 2009 г

   НАВСТРЕЧУ ВЕСЕННЕМУ БАЛУ ХАРБИНЦЕВ В "МОДЕРНЕ" в 2009 г.

(Воспоминания бывшего харбинца, в настоящее время проживающего в Москве Иннокентия Николаевича Пасынкова)

   Адрес: г. Харбин, Китайская улица, дом 176 - очень старое и очень памятное мно­гим поколениям харбинцев многоэтажное здание кинотеатра, фасадом, выходившее на Китайскую улицу. Это была центральная улица большого района города под названи­ем "Пристань". Район примыкал к берегу реки Сунгари ("Сунхуа цзян" - "реки кедро­вого цветка"). В "Модерне" на Китайской улице и был запланирован харбинским ста­рожилом Николаем Заикой через 55 лет, прошедших после начала "Великого разъез­да", "Весенний бал" бывших харбинцев, рассеянных ныне по всему белому свету. Но мало, очень мало осталось сейчас тех хар­бинцев, которые "живьем" помнят ещё тот старый, запавший в душу самый шикарный в городе кинотеатр.

   Кое-что о "Великом Немом". В начале минувшего века "Великий немой" не был ещё широко распространен. Демонстрация кинофильмов была сенсацией, праздником, особенно, для детворы. Сейчас я уже не помню точно, какие фильмы и где увидел, когда мне было 5-6 лет, но всё же феномен детской памяти кое-что так и сохранил на­всегда - те очень далёкие впечатления. Ка­жется, первый кинофильм я увидел в Бла­говещенске в 5-6 лет. В город по какому-то поводу привезла меня мама из Алексеевска, где мы жили. Удивительно: запомнилось название этого фильма - "Анна Болейн". Этот фильм о жене Английского короля Генриха 8, которая царствовала 1000 дней, прежде, чем ее казнили.

   Конечно - иностранный, но с русским переводом, который мне читала с экрана и поясняла мама. Никакой музыки не было, кроме рояля, который звучал с перерывами. Стоял, кажется, рояль на сцене, недалеко от экрана.

   "Кинематограф" - от греческого "кине­ма" - движение, и "граф" - изображение. Первые киноаппараты были изобретены в 1885 году (братья О. и Л. Люмьер и Ж. Демени во Франции, М. Складановский - в Германии). Дневное и цветное кино появи­лось в 1927-1929 гг.

   Летом 1928 года я с родителями оказался в Харбине, приехав из Сахаляна с мамой по её педагогическим делам и, отчасти, по мо­ему неважному здоровью. О бегстве из Бла­говещенска в Сахалян и о жизни там - это уже сосем другая история.

   И вот тут, в Харбине, случилось семей­ное несчастье: дней через десять мама моя умерла, заразившись сыпным тифом. Была похоронена на Харбинском православном Св.-Успенском кладбище, уничтоженное впоследствии в 1956 году.

   Огромная территория кладбища была приспособлена для развлекательных мероприятий. Ни крестов, ни памятников, ни следов могил - ничего не осталось. Гранит­ные и чугунные материалы с кладбища по­шли на облицовку набережной реки Сунгари.

   Мы с папой остались вдвоём и, фактиче­ски, без средств, без жилья. Квартира в Сахаляне со скромной мебелью была, видимо, продана по дешёвке, так как российские беженцы в Сахаляне нуждались в квартирах. Положение наше с папой в Харбине оказа­лось тяжёлым. Он был безработным, и спе­циальность папы (юрист высокой квалифи­кации) не была востребована. Устроился он в Харбинский комитет помощи русским бе­женцам, на Конной улице, д. N 9. Сам "Ко­митет" ютился в маленькой квартирке, со­стоявшей из комнаты и кухни с плитой. Тут папа был и секретарем, и уборщиком, и истопником. Зарплата была мизерная или её вообще не выдавали. Из этого детства за­помнился председатель Комитета Виктор Иванович Колокольников - невысокого роста, в очках, строгого вида. Таким он мне запомнился с детства. Помнится, что было и Правление комитета - среди таковых за­помнился Валентин Васильевич Понома­рев. В последующие годы был заведующим харбинским реальным училищем в Новом городе (район Харбина). Попал затем в 1945 году в советские лагеря, а после досрочного освобождения и реабилитации жил в Кара­ганде. Там нашел подругу жизни тоже из числа бывших репрессированных. Оба были уже пожилые (из лагеря освободился в возрасте около 70 лет, если не больше), давно умерли и похоронены в Караганде. Кроме Колокольникова и Пономарева из числа правления Комитета запомнились фамилии Полуянова и, особенно, Владимира Ва­сильевича Поносова, который затем стал крупным учёным по востоковедению, ар­хеологом, пржевальцем (состоял в кружке пржевальцев). Формально работал в Хар­бинском краеведческом музее в Новом го­роде (около кафедрального собора).

   Домовладельцы-эмигранты, а также предприниматели и энергичные купцы постепенно освоились в Харбине и на "Линии", т.е. на разных станциях КВЖД и даже на нетронутых ещё плодородных маньчжур­ских землях. Кое-где начали обустраиваться, заводить скот, пасеки, молочные хозяйства, занимались охотой. В Харбине постепенно образовался "класс" домовладельцев, вла­дельцев магазинов, ресторанов, кафе, и да­же было кабаре. Эти богачи эмигранты не были чужды и благотворительной работы, помогали неимущим эмигрантам. Например, в Новом городе, имел хороший многоэтаж­ный дом Федор Иванович Слинкин, с сыном которого Андреем мы вместе учи­лись в гимназии. Владельцем кондитерской в Новом городе был предприниматель Ва­сильев (потом она стала кондитерской Ражева). На Пристани был крупный домовла­делец Александр Иванович Лякер. Все эти удачливые эмигранты не были чужды благотворительной работы, помогали не­имущим безработным эмигрантам. В Новом городе было основано бесплатное общежи­тие на Почтовой улице, напротив женского монастыря для бездомных беженцев им же предоставлялись бесплатные обеды. Мы с папой тоже пользовались этой помощью.

   Но вернемся назад на Конную улицу в Русский беженский комитет. Мне нужно

   было учиться дальше, приближалась осень. В Харбине были бесплатные русские на­чальные школы. И папа отдал меня во 2-ю городскую школу на 4-й линии. (Линиями назывались короткие улицы, они упирались в полотно железной дороги, которая шла через город к заводу по ремонту составов).

   В школу папа отдал меня в 3-е отделение. Вообще, было четыре отделения, по окон­чании которых можно было поступить в вышеначальное училище или гимназию. В Харбине было их несколько. Здание 2-й городской школы примыкало вплотную к 5-й городской школе. Заведующим в ней был Пётр Тимофеевич Сковородников. До чего же детская память сумела сохранить эту 2-ю школу, когда я был уже сиротой. Жили кое-как вдвоем с папой, так и не имевшим постоянной работы. 2-я городская школа осталась в сердце навсегда. Класс­ным руководителем у меня была Анастасия Андреевна Чикурова уже пожилая жен­щина с дореволюционным педагогическим образованием. Как раз в год моего поступ­ления в школу у Анастасии Андреевны случилась трагедия - умерла единственная её дочь Тамара, уже девушка, и наша классная наставница осталась одинокой. Тем не менее, у неё хватило сил продолжать педагогическую работу. Не выпадает из памяти ещё один эпизод. Уже после кончи­ны дочери Анастасия Андреевна распла­калась во время утренней молитвы. Каж­дый день в школе начинался с молитвы в классе. Откуда же снова эти слезы? Оказа­лось, что из школы уволили заведующую Софью Львовну Троицкую за то, что она имела советское гражданство. Её очень лю­били все педагоги за доброту и профессионализм. На её место назначили Николая Демьяновича Вишневского - опытного педагога средних лет приятной внешности.

   Кто же из педагогов и учащихся запом­нился мне, и какова была их судьба далее? Законоучителем был о. Иоанн Тростянский (кажется, настоятель Старохарбинско­го храма). Учителем рисования Евдоким Михайлович (фамилию не помню). Пение преподавал Христофор Семенович Моро­зов: давал нам понятие о нотах, учил петь простейшие песенки. Естественную исто­рию преподавала молодая красивая учи­тельница (имя отчество не помню) Все же основные предметы вела сама Анастасия Андреевна - "учительница первая моя".

   Сохранились, конечно, в памяти и мно­гие соученики: это Венедикт Карыпов, Георгий Коренев, Сергей Родин, Василий Василенко, Тагир Бичурин, Габбас Мухамедзянов, Стенякин (имя забыл), Изра­иль Бычков, Сорокоумов - жил на другом берегу Сунгари и ежедневно ходил пешком через мост из Затона. Из девочек, прежде всего две красивые подружки Люся Ситина и Галя Шебалина, Нина Васильева, Таня Мясникова (обе учились очень хо­рошо), Кимстач (имя забыл). Всего в классе было около 40 учащихся. Но вот имена так и остались в памяти почти через 80 лет! Да, учился Николай Стариков, живший на другом берегу Сунгари, впоследствии свя­щенник и настоятель Свято-Николаевского Затонского храма. Конечно, запомнить всех соучеников невозможно через такие годы и расстояния. А вдруг кто-то окажется чита­телем и откликнется. Всё, всё может быть. Если не сами упомянутые, то их потомки. И, наконец, хочется вспомнить, как к большой перемене приходили женщины с корзинами, закрытыми чистыми полотенцами, а из кор­зин так соблазнительно пахло ароматом ещё горячих пирожков - мясных, с капустой и ягодой. Стоили пирожки по пять копеек, это тоже было видом заработка для женщин-беженок. Мне редко перепадали такие дели­катесы. Иногда папа, не имевший постоян­ной работы, всё же давал мне пять копеек на пирожок. Вот и подошли мы к тому тя­жёлому моменту в жизни, когда я уже не смог продолжать учение в школе - папа не мог устроиться. Жили впроголодь. В то время в Харбине была такая форма выхода из положения, как "снять угол". Именно так получилось у нас с папой. Сняли угол у Ольги Петровны Сысоевой, проживавшей в Нахаловке, впоследствии переименован­ной в "Сунгарийский городок". Это был район почти целиком одноэтажных, редко двухэтажных, домов "нахальной застройки", потому долго держалось название "Нахаловка". Там можно было снять не только квартиру, но и угол. На снятие комнаты денег не было, снимали угол у упомянутой выше Ольги Петровны Сысоевой. Остал­ся в памяти её муж Степаныч (имя не пом­ню). Он работал на Сунгарийской пристани, охраняя ночью баржи. Высокого роста, бо­лее 50 лет, помню, один глаз был протези­рован. Я не помню, сколько нужно было платить за такие углы, но конечно гораздо меньше, чем за комнату. Даже адрес этого дома запомнился: Зоринская ул., N 41. Нельзя не упомянуть, что земля в Нахалов­ке представляла как бы трясину. От нас шел сыроватый полугнилой запах. Но застраи­вать район китайские власти разрешали. Вот в таком дворе мы и оказались с папой в 1929 году.

   Из жителей этого двора запомнилась се­мья Опрокидневых. Девочка Валя была моего возраста. Помню, мы с ней бегали в ближайший кинотеатр "Атлантик" на Са­манной улице, где детские билеты стоили по 10 копеек в первые ряды - партер, а в задние ряды билет стоил вдвое дороже. Странно, но из тех детских лет запомнились и названия "немых" картин и имена люби­мых артистов: Дуглас Фербанкс, Мэри Пикфорд, Алиса Терри, Рудольф Вален­тин, Иван Мозжухин, Ольга Чехова (эмигрантка, оказавшаяся за границей после революции) и другие. Потом Валю Опрокидневу постигла участь большинства рус­ской эмиграции. Она прошла через 10 лет ГУЛАГа. Была, как и почти все остальные, досрочно освобождена "за отсутствием состава преступления". Вышла замуж за земляка, тоже отсидевшего свое, Владими­ра Сергеевича Васинского - харбинского журналиста и работника харбинского радио. Жили они в Новосибирске, и мы с покойной ныне женой бывали у них в гостях несколь­ко раз. Владимир Сергеевич завещал мне свой ценный литературный архив, материа­лы которого использовались потом мной как в лекционной работе, так и в журнали­стике, и в частной переписке. В газете"НСМ" была моя статья об этом архиве (см. "НСМ"N130).

   Но, вернемся к "Атлантику". О посеще­нии "Атлантика" запомнилось ещё, что ме­жду сеансами были выступления балетных пар. Запомнились Москалева и Суворин, Римш и Казанджи, а из кинофильмов "Земная жизнь Иисуса Христа" (чья про­дукция - не помню), но в одном кадре пока­зали верх креста, как бы за стеной, который нес Иисус Христос, и известен случай, ко­гда одна из зрительниц упала в обморок. Все это было!