Заседание суда открылось в 10.45 утра, а приговор был вынесен через 14 часов - в 12.45 ночи. Судьям понадобилось 50 минут, чтобы принять решение. Приговор был выслушан Ковердой и всеми присутствующими стоя. Когда председатель суда дошел до слов о бессрочной каторге, вздох облегчения прошел по залу, а Коверда встретил приговор с выражением радости на лице.
Его отец подбежал к скамье подсудимых и крепко обнял и поцеловал сына, которого сразу же под конвоем полицейских отвели в тюрьму.
Впоследствии Коверде заменили бессрочные каторжные работы на 15-летний срок таких же каторжных работ. В тюрьме Борис Софронович провел десять лет своей молодой жизни и был осво-бождён по амнистии.
На Дальнем Востоке известная харбинская поэтесса Марианна Колосова посвятила Борису следующее стихотворение:
РУССКОМУ РЫЦАРЮ
С Дальнего Востока - в Варшаву
Солнцу - привет из тьмы!
Герою, воспетому славой
В стенах варшавской тюрьмы.
Золотыми буквами имя
На пергаменте славных дел!
И Двуглавый Орёл над ними
В высоту голубую взлетел!
Зашептались зелёные дали...
Зазвенела русская ширь...
Ты - литой из блестящей стали
Из старых былин богатырь!
И закорчился змей стоглавый,
Видно, пуля страшней, чем слова?
И под стены старой Варшавы
Покатилась одна голова...
Нам ещё отрубить осталось
Девяноста девять голов...
Но нам ли страх и усталость?
На подвиг каждый готов!
И огнями горят золотыми
Путеводная наша звезда -
Дорогое, любимее имя:
"Русский рыцарь БОРИС КОВЕРДА"
Вернёмся несколько назад - расскажем о пребывании Бориса Коверды в Варшавской тюрьме.
Зарубежная антикоммунистическая пресса широко освещала подвиг героя и его последующее пребывание в тюрьмах.
После Варшавы Коверда отбывал наказание в Грудзинской тюрьме, где практиковалась так называемая прогрессивная система. За хорошее поведение и при доказательствах исправления узники получали всякого рода привилегии, возможность заработка, причём постепенно переходили в высшие разряды узников. В тюрьме находились разнообразные мастерские. В этих мастерских ежедневно было занято не менее 50 узников, а всего в тюрьме находилось 700 заключённых, из них 61 бессрочных. В одной из камер тюрьмы в это время содержался знаменитый советский чекист Николай Петерс, осужденный Варшавским окружным судом на 8 лет тюремного заключения. Судили его в Варшаве за шпионаж, но главная специальность его была служба в советской чрезвычайке. В годы военного коммунизма играл выдающуюся роль в деле управления чрезвычайками и подавления восстаний на Украине. Из России он перенёс свою деятельность в Данциг, оттуда в Польшу, где и был арестован. В недалёком будущем оканчивался срок тюремного заключения Петерса, после чего он собирался тотчас же вернуться в Москву /интересно, что в советском энциклопедическом словаре, изданном в 1964 году, фамилия Петерса не значится!(И.П.).
В нескольких шагах от камеры Петерса, в камере под N 60,и отбывал срок Борис Коверда. На дверях его камеры табличка была перевёрнута лицевой стороной к двери. Фамилия Коверды не должна была привлекать внимания проходящих по коридору людей. Эта конспирация была предпринята для того, чтобы не привлекать внимания коммунистов и шпионов, сидевших в той же тюрьме. На первых порах своего пребывания в тюрьме Коверда пережил много неприятностей от столкновений с коммунистами, которые, узнав, кто содержится в камере N 60, во время прогулок бросались на него и избивали до тех пор, пока его не вырывала тюремная стража. Но постепенно положение изменилось в другую сторону. Коммунисты стали являться в контору и просить не считать их более за коммунистов, и что они отрекаются от своих прежних товарищей. Постепенно в Грудзинской тюрьме стало 27 таких отказавшихся от коммунизма узников.
Сотрудник польской газеты получил возможность побеседовать с убийцей Войкова в его камере. Камера Коверды невелика, в ней чисто. На маленьком столе книжки, на стене икона, днём камера пуста. Коверда целый день занимается в библиотеке. На стене розетка - это для радиопередач. Узники, которые хорошо себя ведут, пользуются привилегией слушать радиопередачи.
Коверда за шесть лет тюремного заключения внешне мало изменился. Лицо его до сих пор имеет то же детское выражение, что и шесть лет тому назад. Он опустил бородку, глаза светят прежним юношеским блеском. Глядя на эти глаза, никогда нельзя сказать, что они принадлежат человеку, который убил.
"Я хотел бы, чтобы обо мне забыли, чтобы меня не узнавали", - говорит Коверда.
"Как идёт время в тюрьме?", - спросил журналист.
"Особенно тяжёлым был первый год, а дальше пошло легче, и теперь дни проходят незаметно".
"Занимаетесь ли вы чем-нибудь, кроме труда в библиотеке?"
"Я учусь, в тюрьме я уже прошел весь курс средней школы и теперь изучаю высшие науки", - ответил Коверда.
И, заметив лёгкую улыбку на лице собеседника, Коверда прибавил:
"Я говорю совершенно серьёзно - в тюрьме я прохожу университетские науки по руководствам, которые мне здесь дают. Слежу я также за событиями внешнего мира по газетам, которые мне предоставляют".
Когда, Коверду привезли в тюрьму, в Грудзенек из Вильны переехала его мать. 0на заботилась о своём сыне, навещая его. Но потом необходимость заставила ее вернуться в Вильну, и теперь она приезжает повидать своего сына лишь изредка.
Коверда разговаривает охотно, но просит, чтобы не всё, что он говорит, попало в газеты.
"Идя на убийство Войкова, - говорит он, - я сам был готов к смерти Я пришел, чтобы убить, и сам ожидал смертного приговора. Но раз мою жизнь пощадили и осталось ещё сидеть всего несколько лет, я хотел бы, чтобы обо мне совершенно забыли, и, во всяком случае, чтобы обо мне знали как можно меньше".
" Из всего поведения Коверды, из всех его слов, - заявляет журналист, чувствуется, что он чего-то боится. Чувство какого-то непонятного беспокойства владеет им".
Впрочем, из дальнейших же слов журналиста выясняется, что Коверде есть чего опасаться. Когда журналист выходил из его камеры, раздался охрипший голос седевшего в тюрьме преступника. Он кричал: "Погоди, наши счеты еще не окончены".
Далее читаем на листе газеты "Фашист" N 9 в рамке такое дополнение: "Редакция "Фашиста" доводит до сведения г.Коверды, что у неё хранятся 1600 злотых, отпущенных на средства г-на Вонсяцкого, на случай, если ему по выходе из польской тюрьмы понадобятся на первое время деньги. Г.Коверда в последнем случае должен будет сделать об этом его желании заявление в редакцию, и деньги немедленно будут ему переведены по указанному адресу". /Примечание. Вонсяцкий приезжал в Харбин, и с главой Русского Фашистского Союза Родзаевским была беседа и, кажется, даже совместное заявление, но впоследствии они разошлись (И.П.).
Патриотический подвиг Бориса Коверды вызвал широкий резонанс во всех странах, особенно среди белой эмиграции.
Из журнала "Кадетский корпус", N 4З., 1987 год. "ИМЯ ТВОЁ СОХРАНИТ СВОБОДНАЯ РОССИЯ" Алексей Боголюбов /далее отдельные места из статьи/.
"Выстрел на варшавском вокзале поразил моё детское воображение и поставил 19-летнего Бориса Коверду на пьедестал героя. Таким Борис Софронович остался для меня на всю жизнь. В апреле 1978 и по апрель 1982 года я работал в Москве на постройке нового американского посольства. За эти годы я многое видел, и многое слышал, и о многом говорил с русскими людьми. Эти наблюдения и разговоры подтвердили то, о чём мы, родившиеся или выросшие заграницей, знали из газет, книг и свидетельств наших родителей, а также от бывших советских граждан, а именно, что советская власть сделала всё, чтобы отнять у русских людей их историческое, культурное и духовное богатство. Правы были наши отцы и деды, поднявшие знамя белой борьбы.
С такими мыслями и чувствами я вернулся в Вашингтон, где вскоре узнал, что Борис Софронович живёт со своей семьёй в районе города и состоит прихожанином нашей Зарубежной Церкви. Меня охватило волнение при мысли, что я смогу пожать руку одному из героев русского национального сопротивления коммунизму.
Многие из нас, кадет, помнят, что после выхода из тюрьмы Борис Коверда провёл несколько месяцев в Белой Церкви и сдавал экзамены на аттестат зрелости в июне 1938 года. Две фотографии Бориса с абитуриентами 19-го выпуска, любезно предоставленные мне супругой покойного Ниной Алексеевной, передают знакомую многим из нас обстановку последних дней в стенах корпуса: письменные экзамены в зале корпуса с родными нам девизами на арках, и неизменный групповой снимок абитуриентов с представителем Министерства образования, директором корпуса и преподавателями, на фоне сцены расписанной сюжетами из русских народных сказок.
Борис Софронович сохранил тёплое чувство к корпусу и кадетам, легко вжился в небольшую семью нашего объединения в Вашингтоне. Он охотно посещал товарищеские встречи, семейные обеды, поочерёдно устраиваемые в домах членов объединения, молебны и чествования в дни кадетских праздников. Для более молодых членов Объединения Борис Софронович, Н.Новицкий и Г.Никонишин представляли тех мальчиков и юношей, участников белой борьбы, которым посвящали стихи зарубежные поэты.
В августе 1984 года Борис Софронович провёл неделю на 9-ом общекадетском съезде в Вест Поинт. В знак глубокого уважения всех присутствующих, ему был преподнесен погончик первого Русского Великого Князя Константина Константиновича кадетского корпуса, в котором 46 лет назад он сдавал экзамены на аттестат зрелости.
В начале 1985 года состояние здоровья Бориса Софроновича ухудшилось, и он даже стал пропускать наши встречи. Со свойственной ему скромностью и стойкостью он мало говорил о своей болезни и никогда не жаловался. На 10-ом юбилейном съезде в августе 1986 года в Канаде Борис Софронович присутствовать уже не мог. В субботу 6 декабря 1986 года мы отмечали корпусной праздник, и товарищескую встречу, на которую собралось больше 30 человек кадет с семьями и гостей. Бориса Софроновича не было с нами. Однако он попросил свою супругу Нину Алексеевну присутствовать на нашем заседании, несмотря на то, что нуждался в её постоянном уходе. Мы позвонили по телефону Борису Софроновичу и хором пропели ему "Многая лета". Он был обрадован и растроган, а мы с грустью чувствовали, что говорим с ним, возможно, в последний раз. Борис Софронович скончался в среду 18 февраля 1987 года, не дожив немного до своего восьмидесятилетия.
На первую панихиду в четверг в храме Иоанна Крестителя в Вашингтоне собралось более 70-ти человек. Гроб был накрыт трёхцветным полотнищем, а у изголовья покойного был поставлен русский национальный флаг.
Настоятель храма Виктор Потапов сказал сильное, прочувственное слово. После панихиды мы узнали, что Борис Софронович хотел, чтобы его гроб на похоронах несли кадеты. Отпевание и похороны состоялись в пятницу 20 февраля в монастыре Новое Дивеево. Ввиду рабочего дня только пять кадет смогли проводить покойного: Е.Гирс, К.Голицын, Ю.Козлов, С. Муравьёв и А.Боголюбов. Поминальная трапеза была устроена семьёй покойного в помещении общества "Отрада". Ещё до смерти Бориса Софроновича из Парижа в Вашингтон прилетела его дочь Наталия Борисовна. Старшая внучка покойного Таня, студентка университета, в районе Вашингтона, была вместе с матерью и бабушкой на похоронах. Младшая внучка Аня как раз в это время была в заграничной поездке со своей парижской школой и не смогла проститься со своим дедушкой. У могилы и на трапезе было много искренних слёз и тёплых слов, и объятий. По возвращении в Вашингтон я обратился к супруге покойного Нине Алексеевне и получил от неё различные материалы, относящиеся к событиям 1927 года, включая стенографическую запись с заседаний чрезвычайного суда в Варшаве".
Свободное копирование
