В доме родителей жены осталась их комната и маленькая кухня. Мой сын Марк располагал средствами, сделал выход из пустующего жилья жены прямо в сад. Когда-то до войны это был выход на большую террасу, но при ремонте дома его упростили. Аппетит приходит во время еды, вслед за дверью сын, вместо бывшей террасы воздвиг пристройку в два этажа - внизу большая комната с камином, наверху - две спальни с выходящими в сад балконами. Всё в дереве, нарядно. Я занимался электрикой, пригласил рабочих из института, появилось отопление, газ, канализация, гараж с погребом. Ранней весной я, как всегда в одиночестве, приводил в порядок садовый инвентарь, вдруг появился сын, а с ним его новая жена Ольга и ещё пара. Сын заявил, что дом и сад уже проданы, а новый владелец грубо предложил мне в короткое время собрать мебель и исчезнуть. Жена сына - Ольга смотрела на меня с нескрываемым торжеством и радостью.
Сын мой не счёл нужным ставить нас в известность о продаже сада! Пристройка без сада была просто жильём и, в основном, летним, а в комплексе - загородное комфортное и недешёвое обиталище. Нам с женой, да и внукам оно не было уже нужно. Жизнь вела по другому пути, но пренебрежение... Ольга руководила сыном, а он совсем немного тратил на содержание своих детей от первого брака - моих внуков, живших у меня со своей мамой - Надей. Но Марк, в то же время содержал Ольгу и дорогую квартиру, снабжал её родителей, их дачу, а Ольга претендовала и на наследство моей жены. Конечно, новые строения в саду мы не оплачивали, были использованы деньги сына... но мы на них и не претендовали. Ольга ничего плохого не видела ни от меня, ни от жены, была поддержка в тяжёлый период её беременности - возраст, болезни, но мы не вмешивались в их жизнь. Я не могу забыть её нескрываемую радость при сцене в саду: "Как тебя, старик, уделали!" Была версия, что Марк запутался в делах, а склонность его к этому была известна, но, продав сад, Ольга и Марк уехали отдыхать в зарубежье.
Сбывалось пророчество Татьяны Луговой — классного руководителя моего сына, изложенное ею в его характеристике при окончании школы. Бумага эта была далека от формализма, написана человеком незаурядным, с чистой душой и твёрдыми жизненными принципами. Я учился с Татьяной в Малаховской школе, был период, когда с её близким в жизни человеком и соучеником - Колей Дорониным я расхлёбывал горькую действительность антисемитизма и в студенческой жизни. Татьяна не шла на компромиссы, жила жизнью аскета, посвятила её школе, своим ученикам. Мой сын - мягкий по характеру, смышленый юноша, которому я с раннего детства передавал свою любовь к книге, знаниям - предстал в характеристике Татьяны совсем другим человеком. Я не мог это воспринять, но чувство тоски навалилось, а время показало, что не зря! В тот момент стресс был велик. Можно было пережить факт, что уйдут из нашей жизни фрукты и овощи, ягоды и зелень, но страшней остаться без занятости в этот период ломки и личной и общественной жизни, сад лечил и помогал выжить. Оля и её сёстры были женщинами с известной репутацией, с развитыми хватательными рефлексами и жили для себя. Тут всё было ясно, а вот что управляло сыном тогда и позже—
В стране период узаконенного грабежа, афер и бандитизма переходил в стадию легализации награбленного с заменой воровских операций на торговые. Марк обладал умением общения, не был излишне щепетилен, использовался и как "зитс председатель", но наступил и для него период прямой угрозы для жизни. Он уехал в Израиль, получил гражданство, прошёл тяжелейший период рабской эксплуатации на стройке, у хозяйчиков, уничтожающих страну своей погоней за незаконной прибылью, бездушием к беззащитным переселенцам.
Но неизмеримо большее страдание и для Оли, и для Марка принесло отчаяние их дочери, моей внучки - Майи, девочки умненькой и уже в возрасте. С утратой отца, оставившего семью, она не могла примириться, осмыслить её. Очевидно, что несмотря на сложность ситуации в то время, события могли развиваться иначе, без такой раны для ребёнка, да и уже подросших детей Марка - Кати и Димы, ещё не готовых к самостоятельной жизни. Оба они оценили вкус безотцовщины.
Катя жила у меня, она перешла из детского сада в школу вместе со своей воспитательницей, у неё была прочная и заслуженная репутация ребёнка собранного, самостоятельного, развитого. В школе эта репутация все годы не нарушалась и, как это ни странно, меня это не устраивало. Тепличные условия, хотелось бы более серьёзной подготовки к высшему образованию. Как-то вечером мы с Катей зашли в Москве в школу системы ОРТ на Новослободской улице. Несмотря на позднее время, к нам отнеслись не формально, собрали трёх преподавателей школы и устроили Кате собеседование. Отличница поселковой школы не блеснула знаниями, но выручил хороший уровень знания английского языка. Её взяли! Английский Катя знала за счёт двух поездок в США, штат Вермонт. Один раз она гостила там, у родственника моей жены - Боба Беленьки, а второй раз по его же протекции - жила в семье проживающих в этом же штате по программе обмена учениками школ СССР и США. Боб приезжал неоднократно в СССР, жил у нас, а также совершал поездки по детским интернатам, приютам. Его научная деятельность, связанная с психологией детей и с их социальным положением, нуждалась в непосредственных контактах. Я находил с ним общий язык, используя смесь слов на идише, английском и русском. Бегали в лес с собакой. Нашёл я связи, позволившие ему посетить детские дома на Смоленщине - это не поощрялось в отношении иностранцев. Так, побывал в США и внук мой, Дима.
Ортовская школа с её необычными для средних школ России программами, набором дисциплин, высоким классом преподавателей - несомненно, серьёзно подготовила Катю в старших классах. Ломал я голову над задачами по физике и математике - её домашними заданиями, писали мы вместе работы по литературе, детской психологии - было интересно! Получила Катя знания и отличную характеристику к аттестату зрелости.
Я же был вытолкнут из научной жизни и жизни пенсионера-огородника, жена была серьёзно больна, большей частью лежала. Наша приятельница - врач гематолог, уклонялась от разговора о составе её крови.