Вот на Севере, в крае суровом, неприютном, основательно освоенном заключёнными, неприязни я не испытывал, наоборот - дружелюбие. Но особенность этого края была в другом - здесь теряли здоровье, жизнь.
Дирекция ГИЭКИ отправила меня с бригадой на пуск новой печи в республику Коми, в посёлок Водный, на предприятие "Комиэлектростеатит". До города Ухты летели обычным рейсом, а по республике Коми нас транспортировал старый военный "Дуглас", в котором на посадке отказало шасси. Самолёт долго кружил на малой высоте, и пассажиры успели вывернуть свои желудки, а наш воевавший в войну лётчик - Хома Виктор, посадил нас вокруг себя и умело дирижировал нашим дыханием - мы страдали от качки меньше других. Самолёт сел на брюхо, серьёзно никто не пострадал, а потом мы с Виктором с чувством дегустировали пиво на терассе с видом на тайгу.
Как правило, обед наш состоял из порции сибирской рыбы - нельмы (вкусной, жирной, питательной), к столу подавался и питьевой спирт. Эта поездка оказалась непомерно тяжёлой, завершила этап моей жизни - здорового, без патологии человека, а было мне 29 лет. Поселились мы в посёлке "Водный". Нам предстояло ввести в строй небольшую туннельную печь, предназначенную для обжига стеатитовых изделий. Работали в цехе только женщины и лишь один слесарь-умелец был мужского пола. Мужчины остерегались фона остаточной радиации в цеху, ведущей к потере потенции. А слесарь был весельчаком, одинаково хорошо чинившим часы и механизмы печи. Руководство предприятия составляли расконвоированные или бывшие заключённые, как правило, политические. Предприятие получало из местных вод радиоактивный стронций.
Грунт посёлка с помощью насыпной техники был поднят более чем на 1 метр, дорожки выполнены из деревянных щитов. Многие жители — с поражениями, молодые женщины работали по вербовке, теряли возможность иметь детей, фаланги пальцев рук у многих поражены. В то время погибла начальник цеха. Уже при аварийной тревоге, она спасала месячный труд цеха, запаяла ампулу, изолировала её, но получила смертельную дозу радиации, кровь у неё выступала на поверхности кожи, как пот, выпадали пряди волос. Лучевую болезнь тогда лишь изучали, в посёлке функционировала специальная клиника, и нам пришлось с ней познакомиться.
В выходной день главный инженер дал мне ружьё, и наша бригада отправилась в тайгу. Нас не предупредили об опасности выхода к ручьям и к реке, все мы получили приличную дозу радиации. Вышли к берегу реки Ижма, а спустя некоторое время у всех возникло беспричинное возбуждение, возник агрессивный спор, и мне с трудом удалось привести всех мирно в посёлок. У кого - как, но у меня ритм сокращений кровеносных сосудов стал неправильным, возникли ангиоспазмы. Позднее, в престижном институте курортологии мне исследовали сосуды, а прыткая дама от науки, познакомившись с графиком ритмов сокращений моих сосудов, пришла в восторг - я ей подходил для её докторской диссертации, но предпочёл улизнуть. Периодически я бывал в больницах, но не очень эффективно, стал очень метеозависимым. Помню, как иногда ступеньки на пути к электропоездам на платформе "Новая", где был мой институт ГИЭКИ - "шатались". Был спазм в театре, свалился на тротуар на выходе, но бригада из института им. Склифосовского сняла ангиоспазм, к утру ожил. Ну, а тогда в посёлке "Водный" мы удачно ввели печь в эксплуатацию. Главный инженер предприятия, бывший заключённый, делился со мной рассказами о своей жизни. Он уже погасил в себе желание вернуться к своей прежней жизни в Ленинграде, к своей бывшей семье, остался здесь в Коми. Выросла вторая семья, и трудно было ломать жизнь вновь. Подходила к концу моя работа, прямо скажем, успешная, в ГИЭКИ.
Снимать жильё без перспективы на собственное, трудно - была семья. Я это откровенно изложил дирекции и, несмотря на посулы быстрого выдвижения, заявил о намерении уйти. За дело взялся директор Тихонов, он позвонил своему фронтовому приятелю - директору института РОСНИИМС, генералу Воронову. Генералы быстро договорились. РОСНИИМС был расположен в Подмосковье, в посёлке Красково, где была действительна моя прописка - Малаховского отделения милиции. У Воронова сдавался в эксплуатацию новый жилой дом. Тихонов отпускал меня на короткое время - получение жилья, а потом я должен был вернуться в ГИЭКИ. Жизнь распорядилась по-своему - я прожил в Красково 38 лет, и до своей пенсии работал в институте строительных материалов. Из Красково я уехал в конце 1998г. на постоянное жительство в Израиль.
Свободное копирование
