6 января
Грипп. Двое суток тяжелейшего самочувствия. Единственное лекарство — сон. Почти непрерывно (не выходя к столу) спал две ночи и день. Сегодня уже работаю. Стишок про того, кто «не проснувшись вновь заснул» оказался в руку.
г.Дубна
Физик Александр Воронель рассказал о встрече, которая состоялась весною 1964 г. в Дубне, где он тогда работал. Американский писатель, историк науки Р. Юнг пригласил советских физиков обсудить с ним вопросы нравственного порядка. «Мы в своем частном профессиональном кругу можем быть откровенны» — призвал гость хозяев. Юнг сказал, что о нравственных принципах немецких физиков он кое-что знает. Бор передавал ему свой разговор с Вернером Гейзенбергом, главной фигурой германского атомного проекта времени Гитлера. Гейзенберг тогда якобы сказал своему учителю Бору, что он и его коллеги, настроенные антифашистски, втайне саботировали проект. «Ну, а как вы, русские физики, относитесь к своему научному и человеческому долгу? — спросил Юнг. — Ведь известно, что государство не всегда достойным образом использует наши открытия…» После такой преамбулы воцарилась неловкая тишина. Светским физикам вовсе не хотелось играть кретинскую роль ура-патриотов, но не было резона и открывать себя. После нескольких минут «странного» молчания, которое прекраснодушный американец едва ли понял в его подлинном смысле, слово для замечания попросил Вице-директор Института ядерной физики немец Барвих [Хайнц Барвих — немецкий физик (1911-1966) в 1960-1964 годах возглавлял Объединенный институт ядерных исследований в Дубне] Этого крупного, цветущего и жизнерадостного человека, представителя Восточной Германии, все в Дубне знали как доброго малого. Он сердечно со всеми здоровался, широко улыбался коллегам и вообще производил впечатление на редкость уравновешенной и гармоничной личности. На этот раз, однако, он был серьезен. Он сказал, что в России он недавно и говорить о русских коллегах не сможет, но он работал вместе с Гейзенбергом над атомной бомбой, занимал там солидное положение и про немецких физиков может сказать вполне ответственно. Они не только не саботировали проект, но, наоборот, работали над ним не покладая рук. Никаких угрызений совести никто из них не испытывал. «Мы, немцы, любим сильную власть, — сказал Барвих. — И мы служим охотно этой власти. Сейчас я тоже отдаю все свои силы и знания новому правительству — так же, как я отдавал их старому национальному правительству». Барвих считает, что никаких нравственных, моральных проблем перед физиками не стоит. Это выдумки. Ученый должен работать всегда добросовестно, хорошо.
Выступление Барвиха поразило дубенскую научную молодежь. Такой откровенно аморальной позиции наши физики никогда еще не видали. У нас, как известно, эти проблемы попросту замалчиваются, но если бы даже кто-то в частном узкодружественном круге стал высказывать свои взгляды на этот счет, то, вероятно, воздержался бы от такого крайне обнаженного аморализма. Прошло еще немного времени и стало известно, что посланный из ГДР в Швейцарию в научную командировку, Барвих попросил там политическое убежище и навсегда остался по другую сторону железного занавеса. Ну, что ж! Если вы пользуетесь услугами человека, прокламирующего отсутствие совести — вы не должны удивляться, когда он предает вас так же, как прежде предал других.
Долг Кубы Советскому Союзу перевалил за четыре миллиарда долларов. Не знаю, как с экспортом революции, но что свои последние штаны мы, таким образом, вывезем — в этом нет сомнения. Именно штаны, а не рубашку. Последнюю рубашку отправили на экспорт уже давно.