3 января.
Проснулся среди ночи со странной строкой в голове: «…В жизни краткой как эпиграф…» Это была именно строка, а не просто набор слов, потому-то тут же вокруг этой строки начала складываться строфа. Лежа во тьме, неизвестно для чего и почему складывал, выстраивал четырехстрочье, которое в окончательном варианте выглядит эпитафией:
Под камнем — тот, кто сгнил не вызрев,
Едва проснувшись, вновь заснул,
Кто в жизни, краткой как эпиграф,
Намеком темным промелькнул.
Про кого это? Неужели автоэпитафия?
Оглянулся на прошедший 1972 год и в памяти всплыла еще одна многозначительная встреча. Произошла она в октябре во время поездки в Узбекистан. Встреча была не с человеком, а с городом.
На 180 километре от Самарканда лежит город химиков Навои. Он заявляет себя огромным рыжим «лисьим хвостом» над равниной — дымом своего химического комбината. Навои — явление сугубо отечественное. Комбинат очищает урановую руду, добываемую где-то поблизости. Чтобы загнать на край пустыни людей (сразу за городом начинается совершенно безлюдная, плоская как поднос сухая равнина), одних привезли и поселили в лагерях за колючей проволокой, для других выстроили красивый, если не сказать великолепный, современный город с хорошим снабжением, театром, бульварами, стадионом и бассейнами. Мы объехали этот город несколько раз из конца в конец. Он действительно хорош: прямые зеленые улицы, хорошо построенные дома, кинотеатры, магазины. Но как, кем построенные? Вокруг каждой стройки высокий забор с колючкой и сторожевыми вышками по углам. Щиты и вышки — переносные. Весь город выстроен руками заключенных. Рай, построенный в аду пустыни руками грешников. Странный город! Здесь никто никому не родня. Нет стариков, нет пока даже кладбища (зеков, очевидно, хоронят в ямах на задах лагеря). Здесь нет души традиций. Здесь утром все едут на комбинат и вечером все возвращаются в свои квартиры. Город-казарма. Город, где человек предназначен для единственной функции — быть винтиком в производстве начинки для боевых ракет. К сожалению, познакомиться с кем-нибудь из жителей не удалось. Было бы интересно присмотреться к психике горожанина, человека без корней. Не может быть, чтобы жизнь в полностью осуществленном Четвертом сне Веры Павловны не влияла на душевный мир этих функционеров и функционерчиков. Но это не все. Такой город должен быть начинен, нафарширован сыском, слежкой, ушами и глазами полиции и жандармерии. Ведь с одной стороны — военный объект, а с другой стороны тысячи заключенных. Вольнонаемные — инженеры, техники, химики и т.д. и т.п.
Люди, живущие в своих великолепных квартирах рядом с лагерем и военным заводом не могут не разрушаться, не могут не испытать душевной деструкции от необходимости постоянно умалчивать об окружающем рабстве. Во век не забыть мне этот прелестный город, возведенный в пустыне по мановению дьявола…