12 января.
Читал самиздатский сборник «Евреи в СССР». Очень интересное издание, а, главное, в отличие от многих самиздатских рукописей, производит приятное впечатление своим исследовательским духом, духом ищущим мысли. Это не просто эмоциональный всплеск, каких мы много повидали за последнее время. Причину нынешнего недовольства евреев автор вступительной статьи А.Воронель объясняет очень убедительно следующим образом.
Для евреев царской России самой насущной потребностью было образование. Все остальные, в частности, национальные требования отодвигались, по сравнению с нуждой в образовании, на задний план. И вот двери школ и институтов перед еврейством распахнулись. За два десятилетия после революции еврейство стало не столько этнической группой, как социальной. Особенность членов этой группы состояла в очень высоком образовательном цензе. Практически, на сегодня, все взрослые евреи имеют среднее образование, и 20% — треть всех взрослых — высшее. В среднем же по СССР только 22%, т.е., треть взрослого населения имеет законченное образование, и лишь 4% имеют высшее. 2/3 евреев — жители больших городов, для них образование — уже не одно из благ, а главное благо жизни, образ жизни. Оторвавшись от религии, от национального самосознания, после революции евреи променяли эти духовные ценности на образование. И вот, начиная с 50-х годов, эту-то ценность у них начинают отнимать. Собственно, отнимают поначалу даже не злые силы антисемитизма, а естественный закон перепроизводства интеллигенции. Ежегодно среднюю школу заканчивают 3-4 милл. юношей и девушек, из них 1 млн из семей интеллигенции. Число же студентов, принимаемых ежегодно на первый курс, не превышает 700-800 тыс. Таким образом, социально обоснованно, что часть евреев не попадает в ту категорию, которую они одну считают для себя достойной и желанной. А к этому добавляется «процентная норма», активное недопускание еврейских молодых людей в ВУЗы (в Киеве — 0,3%). Ныне же под это подводится общефилософский базис, во многих официальных и полуофициальных выступлениях муссируется мысль о необходимости привести национальный состав интеллигенции в соответствие с национальным составом народов СССР в целом. Так как евреи составляют меньше 1% населения страны, то постановка такой задачи означает планирование деградации еврейского народа. Сейчас среди лиц с высшим образованием евреи составляют около 5%, а среди научных работников — около 10%. Если тенденция «выравнивания» победит (а она уже находится в действии, во всяком случае, в приемных комиссиях институтов), то это должно привести к вытеснению евреев в будущем из таких областей, как физика, медицина, где они десятилетиями играли ведущую роль.
Ну, а далее — «пятый пункт», кадровая политика, утеря национальной культуры, традиции, языка. Мы сходим на нет, мы погибаем как народ. Вывод автора: эмиграция неизбежна.
Как я должен ко всему этому относиться? Вернее, — как отношусь? Меня тоже сжимают, стискивают, но прежде всего, как интеллигента, как человека определенных идей, взглядов, морали. Меня душат не как еврея, а как интеллектуала. И я ищу, естественно, единства с людьми, близкими мне по духу. Так получается, что чаще всего они, близкие мне, евреи. Но много среди них русских, есть татары, армяне, эстонцы. И вообще мне кажется, что в обстановке, в которой я живу, люди (если это люди) должны искать единения на духовной, нравственной основе, а не на кровной. То сближение, стяжение моих еврейских товарищей, которое я наблюдаю у них, с тех пор как они собрались в Израиль, пугает меня. Оно напоминает мне тот давний разговор с латышскими юношами-учеными в Риге, которым я шесть часов подряд втолковывал идею интеллектуальной солидарности, духовного родства, как основной базы для внутренней близости честных людей. А в ответ они начинали вспоминать о том, как когда-то какой-то русский отставной полковник оскорбил в трамвае их национальное чувство. Я видел, что эти пустяшные воспоминания значительно сильнее волнуют их сердца, чем мой рассказ о героях духа: Солженицыне, Синявском, Даниэле и др. У меня было такое чувство, что собеседники мои, растревожив себя воспоминанием об обиде, нанесенной их национальному чувству, рушились в какую-то глубочайшую, черную яму, ускользали от меня, даже вырывались. Им хотелось лелеять свои национальные обиды, боли, печали реальные и выдуманные. Боюсь, что нечто подобное происходит и с евреями, готовящимися покинуть страну. Нет, я уже не такой горячий поборник растворения еврейского народа, каким был в юности. Мне жаль, что я не знаю языка, не видел театра на Малой Бронной и не прочитал на языке ни одной книги хорошего национального писателя. Но мне по-прежнему милее всего эссе Монтеня, пьесы Шоу, стихи русского (по умонастроению) поэта Д. Самойлова (не говоря уже о русской классике). Я живу в мире мировой культуры и русского языка. И мне невозможно жить нигде больше, точнее никак иначе.