…Защита диплома прошла спокойно: Председатель экзаменационной комиссии азербайджанец Сафаров работал Главным инженером в тресте «Львовуглеразведка», располагавшемся напротив здания техникума, и сам читал нам до этого целый семестр факультативно лекции. Кроме технических вопросов по диплому, на которые я дал вполне приличные ответы, он в заключение задал мне почти что «политический» вопрос насчёт дальнейших перспектив разведки угольного бассейна и приращения его возможных запасов. Но я газеты читал регулярно и, конечно, знал о ведущихся переговорах между СССР и Польшей о передаче смежного с Волынью участка польской территории за Бугом, где предполагалось продолжение угольных пластов на запад. Конечно, ответил правильно – как надо.
Впоследствии передача нам этого потенциально угольного района Польши по межправительственному соглашению была компенсирована участком советской территории в районе Дрогобыча, где добывалась в небольших количествах нефть – тоже горючее…
Короче – свой «законный красный диплом» я, как положено отличнику, получил, особо не напрягаясь. И с задачей получения среднего технического образования успешно справился.
После защиты диплома и окончания техникума я, как спортсмен-гимнаст, ещё поехал в Киев с командой на всеукраинские соревнования техникумов Украины по различным видам спорта. Ехали из Львова в кузове открытой автомашины целый день. Заночевали в каком-то общежитии. Утром осмотрели спортзал, где предстояло соревноваться (кроме нас двух гимнастов, в соревнованиях участвовала также команда баскетболистов), побродили по Киеву, где я был первый раз… Наутро следующего дня – соревнования. Я выступил средне: лишь на одном гимнастическом снаряде – «коне» -занял 2-е призовое место. Это были мои первые такие соревнования, и всё мне тогда понравилось…
…По тогдашним правилам всех выпускников в обязательном порядке направляли «по распределению» на производство. Всех – кроме отличников: последние, если хотели, могли поступать в любой институт на 1-й курс для получения высшего образования.
Но я, «орёл» эдакий, сумел к тому времени успешно закончить уже два курса ВЗПИ. Идея продолжать учёбу заочно, работая на шахте в Донбассе (куда направляли весь наш выпуск и как это сделал мой друг Василий) меня не привлекала: хотя там были хорошие оклады и специалистам – инженерно-техническим работникам (ИТР) квартиры выделялись в те времена бесплатно. Их не приходилось покупать за свои средства, как нынче. Никакой ипотеки и кредитов тогда не существовало (даже понятий таких не знали).
Поэтому у меня возникла проблема дальнейшего выбора вуза для продолжения учёбы…
Можно было поступить во Львовский университет – Ю. А. Долгов представил меня, усердного «студента-многостаночника», – почти «вундеркинда» (в смысле настойчивости в учёбе) - декану геологического факультета. Чтобы перейти сразу на следующий 3-й курс (иного я себе не мыслил) предстояло сдавать несколько экзаменов – общую геологию. палеонтологию (изучающую различных ископаемых доисторических животных и насекомых, служащих индикаторами древних климатов и возрастными реперами различных геологических слоёв Земли), а также английский язык, которого я совсем не знал, и ещё что-то. Сложно…
Львовский Политехнический институт меня особо не привлекал: поиски нефти – это опять «скучные» буровые скважины где-нибудь в степи или в болотистой тундре, длинные каменные «колбасы» выбуренного керна в специальных ящиках, которые надобно дотошно изучать, длинные «ленты» кароттажных диаграмм (см. Википедию), «простыни» геолологических разрезов на «аммиачках»… Замечу: в те годы не существовало ксероксов, принтеров и прочей оргтехники – поэтому чертежи (геологические карты, «разрезы» скважин и т. п.), нарисованные чертёжниками на «ватманах» - больших листах плотной белой бумаги формата А0 -, копировали в специальных ящиках, заполнявшихся парами аммиака, с помощью которого на специальную чувствительную бумагу переносились копируемые рисунки. Полученные таким способом чертежи оранжево-коричневого цвета назывались в просторечии «аммиачками»…
Всё эту «бумажную продуцию» - информацию - надобно было бы изучать, находясь практически безвылазно на одном месте -, в основном, сидя в конторе, где-нибудь в посёлке, изредка выезжая на расположенные относительно недалеко скважины…
Ску-у-чно всё это мне казалось! Хотелось, «как Дерсу Узала», ходить по тайге, искать то, что можно было увидеть сразу своими глазами – горные породы и рудные жилы... Действительно, совсем другое дело бродить, «продираясь сквозь дикие таёжные дебри, где-то в живописных горах или сплавляться по бурным рекам – искать «красивые» минералы и руды! Только так я и представлял себе работу «настоящего» геолога!
Хотя, конечно, романтику геологического поиска можно с не меньшим успехом найти и ощутить, когда, например, к открытию нового месторождения приводят грамотный анализ тех же «скучных» графиков и диаграмм, интуиция и обобщение…
Но кесарю – кесарево!
Видимо, мой эмоционально ещё неустоявшийся характер а, возможно, и менталитет человека, родившегося по китайскому календарю в год Обезьяны (всё, почему-то, на это «напираю»), способствовали моему стремлению к получению наиболее ярких «калейдоскопических» впечатлений и приложению сил на поприще, как представлялось, внешне более «романтичной» геологической деятельности в наиболее «красочных» и живописных природных условиях…
...С другой стороны, для перевода меня на 3-й курс ЛПИ достаточно было дополнительно сдать только один предмет - палеонтологию.
И оставалась ещё Москва – знаменитый МГРИ (Московский Геолого-Разведывательный Институт) или МГУ – Московский Университет с его геологическим факультетом… Но там были проблемы с общежитием, да и большой конкурс среди «переводящихся» с других вузов страны. С другой стороны, когда передо мною открылись такие «широкие горизонты» для выбора профессии, меня начали также часто посещать мысли об осуществлении другой моей давней – почти детской мечты: стать – ни больше, ни меньше – дипломатом!
Как я сейчас, на старости лет, понимаю – эти мои инфантильные метания и мечтания, вероятно, всё же были обусловлены, наверное, всего лишь врождённым стремлением к бродяжничеству. Я всегда хотел и любил только одно – путешествовать! Куда-то постоянно передвигаться и перемещаться, при этом - далеко не всегда осмысленно и обдуманно. Только и всего! Это же касается и этой моей юношеской мечты о «дипломатической» деятельности, которая, в первую очередь, конечно, была навеяна тем же влечением к перемене мест (наивным представлением о том, что «дипломаты только и знают, что много путешествуют и живут в разных экзотических странах»). А также - в какой-то части - и сложной, почти «шпионской» деятельностью, - как мне это представлялось на основе многих прочитанных книг (включая трёхтомную «Историю дипломатии»).
Хотя я в наименьшей степени почерпнул из них понимание необходимости для хорошего дипломата всё же обладать, прежде всего, большими знаниями, незаурядным природным умом, огромным тактом и выдержкой, терпением и находчивостью, «профессиональным» и просто человеческим обаянием – и многими другими человеческими качествами… Не каждому это дано. Сейчас, уже по своему более зрелому разумению, понимаю, что по моему характеру и «психологическому типу» эта профессия вряд ли подходила мне (если не априори была, скорее, противопоказана)…
…Спустя много лет (но ещё в хрущёвско-брежневские времена) я случайно познакомился с одной весьма интеллигентной дамой – уже в годах -, которая рассказала о своём сыне, окончившем МГИМО (Московский Государственный Институт Международных Отношений). Рассказала также о том, как сложна и неприглядна «внутренняя» обстановка в «дипломатических коридорах» на Смоленской площади (где находится МИД – Министерство Иностранных Дел). Как тяжело «пробиться» там молодому начинающему сотруднику: требуется почти «холуйская» старательность, постоянная внимательность и осторожность в поведении, словах и чуть ли не в мыслях…
Эти качества, мне кажется, всегда начисто отсутствовали в моей натуре и не соответствовали моему достаточно импульсивному характеру. Но я этого тогда не понимал.
Свободное копирование
