Развернувшееся в те послевоенные годы между СССР и Западом идеологическое и политическое противостояние и соревнование за мировое лидерство распространялись буквально на все сферы общественно-политической жизни общества… Особенно одиозно шла «борьба за приоритет русской науки»: во всех средствах массовой информации выискивались и широко рекламировались (часто «притянутые за уши» и спорные) «приоритетные» открытия русских учёных. В народе ходили различные анекдоты на эту тему и шутливые лозунги типа «Слон – русское животное!»…
Не прошли и мы мимо возможности проявить свои таланты на почве «идеологической борьбы» в любых её формах. В нашем техникуме высмеивание «стиляг» на вечерах художественной самодеятельности выглядело так. Под тихий звуковой аккомпанемент аккордеона из-за кулис, небрежно покачиваясь в ленивой походке, с растрёпанными длинными волосами появлялись обряжённые в диковинные наряды – яркие кофты с бантами, неимоверно сужающиеся книзу брюки (джинсов в 40-х годах в СССР ещё не знали) и узконосые туфли – Вадим Добровольский и Юрка Курапов. За ними с аккордеоном и привязанным стулом за спиной (как с рюкзаком) плёлся я. У всех троих было, по возможности (кто как сумел изобразить), тупо безразличное выражение лица (которое, как считалось, только таким и могло быть у стиляги - "безродного космополита").
Я усаживался на стул, «воюя» по ходу с «непослушным» аккордеоном, издававшем дикие звуки в разных регистрах – то низкие басовые, то неожиданно тонкие пищащие…Наконец, после первых медленных танговых аккордов, танцоры начинали с «отрешёнными» физиономиями задумчиво и медленно выполнять вначале ещё вполне приличные танцевальные па. Затем музыкальный темп постепенно убыстрялся (я переходил на «Розамунду» - популярный после войны немецкий шлягер-фокстрот), танцоры всё больше оживлялись, начинали постепенно радостно и бессмысленно улыбаться, потом уже гримасничать и вихляться, размахивая руками, постепенно «входя в дикий экстаз» под максимально выжимаемый мною музыкальный темп…. Твистовали ребята в бешенном экстазе и бесподобно. Под конец исполнения они, изображая полное бессилие, падали, но, уже сидя на полу, продолжали подпрыгивать, как бы пытаясь продолжать танцевать, закрыв глаза («от удовольствия») и «механически» извиваться под такты постепенно замедлявшейся и затихавшей музыки…
Номер завершался моей «творческой находкой» – редкими конвульсивными подёргиваниями рук и ног исполнителей вслед затихавшей жалобной мелодии. Наконец, наступало полное обездвиживание танцоров, падавших ничком на пол. После чего аккордеонист, завершая выступление диким и резким диссонирующим аккордом, тоже сползал со стула на пол сцены и, опустив резким движением руки вниз, безжизненно склонял голову на клавиатуру, … На мгновение воцарялась полная тишина. Затем на нас обрушивался гром аплодисментов, который неизменно сопровождал этот наш номер, которым я очень гордился, являясь его негласным режиссёром…
Так мы, немного наивно, «боролись» с проникавшим с «гнилого запада» тлетворным влиянием буржуазной культуры» - пародируя, в основном, «буржуазные» танцы, одежду и стиль жизни...