Когда я пришел в редакцию газеты "Биржевые ведомости" и рассказал Венскому и Д'Актилю о моем желании найти постоянную работу, они потащили меня к заведовавшему провинциальным отделом Моисею Мироновичу Гутману, которому нужен был помощник. Гутман — небольшого роста, плотный, с окладистой каштановой бородкой, смахивавший на писателя Короленко, встретил меня приветливо и сразу устроил на работу с жалованьем в сто рублей.
С началом войны отпали все собственные корреспонденты в провинциальных городах, и вся работа отдела сводилась к вырезыванию интересного материала из сотни провинциальных газет, которые получались в редакции. Выуживались оттуда солдатские письма, рассказы очевидцев о войне, и соответственно обрабатывались.
Часов в 12 дня курьер приносил первую порцию провинциальных газет. Гутман отбирал из этой груды половину для себя, а вторую половину сваливал на мой стол. Часа в четыре приносили вторую порцию. Сначала я просматривал газеты медленно, полосу за полосой, потом приспособился и научился одним взглядом определять, есть ли в газете интересный материал. Обычно местный материал, который нас интересовал, печатался на третьей полосе, приходилось смотреть только эту полосу. В отделе работали лишь мы с Гутманом, нашими помощниками были клей и ножницы. Как оказалось, этот же метод с начала войны применяли и другие питерские газеты. Это давало возможность редактору утреннего выпуска, для которого мы готовили материал, нас контролировать. Утренний выпуск редактировал Михаил Михайлович Гаккебуш, хмурый, усатый здоровяк. Рано утром он просматривал все петербургские газеты и, если замечал там материал из провинциальных, который нами накануне не был представлен, вызывал через курьера Гутмана к себе в кабинет и ругал его за пропуск площадной бранью, не слушая никаких оправданий и не смущаясь присутствием машинистки. Гутман выходил от него красный, как из парной бани, и только отплевывался и чертыхался. Добрейшей души человек, талантливый журналист, он не осмеливался осадить грозного хама-редактора из боязни потерять работу, найти которую было нелегко. А часто эти редакторские разносы были несправедливы, так как провинциальные газеты доставлялись не всегда аккуратно и пропуски случались не по нашей вине.
Когда я приобрел навык в просмотре газет, эта работа занимала у меня не более четырех часов в день. Остальное время я или писал, или читал, или беседовал с сотрудниками. Гутман, расправлявшийся с грудой газет и обработкой материала еще быстрее меня, читал газеты или напевал вполголоса свою любимую песню о Степане Разине, которую я слышал впервые и после не встречал в сборниках песен:
Эх, да и полно нам, ребята, на море сидети,
Не пора ли нам, ребята, в Волгу-матушку.
Мы Царицын и Дубовку пройдем с вечеру,
А Симбирский славен город — на бело утро.
Самаришке-городишке не поклонимся,
В Жигулевских славных горах остановимся.
А кому ж из нас, ребята, атаманом быть?
Атаманом быть, ребята, Стеньке Разину,
Эсаулом быть, ребята, Ваньке Каину!
Эту песню чаще всего напевал Гутман после разносов Гаккебуша.
Свободное копирование
