"Биржевочка" - 4

"Кровью" газеты, центральным материалом считалась хроника, поэтому самыми ценными сотрудниками являлись ловцы новостей — репортеры. Репортеры "Биржевки" обладали в высшей степени всеми качествами, присущими и свойственными репортерам буржуазной прессы. Среди них были люди малограмотные, не умевшие литературно излагать свои мысли, но особой грамотности от них и не требовалось, заведующий отделом хроники исправлял их писания. Зато они должны были быть напористыми, не стесняющимися ничем для достижения цели и обладать особым репортерским нюхом. Чтобы проникнуть к нужному лицу для интервью, репортер мог поухаживать за его горничной и даже обещать на ней жениться, мог выпить с его лакеем и подкупить его швейцара. Да и сами репортеры, за немногими исключениями, были продажны. Театральный репортер "Биржевки" Двинский, маленький толстяк с добродушнейшей улыбкой на гладко выбритом розовом лице, брал с артистов за рекламу взятки золотыми вещами. Это было всем известно и никого не удивляло и не возмущало. Его толстые пальцы были унизаны бриллиантовыми перстнями, галстук заколот бриллиантовой булавкой, по жилету змеилась изящная золотая цепочка от золотых, с эмалью, часов.

Как-то он вынул из кармана новые золотые часы, и сейчас же один из сотрудников вскричал:

— Ого! Значит, Лидия Липковская[1] вернулась в Питер:

— А почему ты знаешь? — удивился Двинский.

— Да вон, у тебя новые часы.

Двинский ничуть не обиделся и лишь смущенно ухмыльнулся.

Во время осады Перемышля другой сотрудник сказал ему?

— А знаешь, Двинский, вот ты мог бы один взять Перемышль!

— Понятно, взял бы, — добродушно согласился тот, — а все-таки, почему ты так думаешь?

— Да ведь еще Филипп Македонский сказал — осел, нагруженный золотом, может взять любую крепость.

Может быть, Двинский не понял ядовитой остроты, но, во всяком случае, он не обиделся и только спросил:

— А кто такой этот Филипп Македонский?

— Африканский король, очень умный человек. Совсем на тебя не похож! — с самым серьезным видом пояснил ему шутник.

— Ну, понятно, не похож. Я — белый, а он, наверное, черный! — самодовольно решил Двинский.

Полицейский репортер Диранков не имел, как еврей, права жительства в столице, но это его ничуть не смущало, и он так себя поставил, что позволял себе кричать по телефону:

— Пятый участок? Кто у телефона? Что у вас за кабак — полчаса не добьешься толку. Спите там вы, что ли? Кто у телефона? Дежурный околоточный? Как твоя фамилия? Говорит сотрудник газеты "Биржевые ведомости" Диранков. Почему вы вчера не дали мне сведений о пожаре? Что-о? Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном? Сейчас позвоню Драчевскому, и ты у меня завтра загремишь!

Как-то мы шли с Диранковым вместе в редакцию по Галерной, и постовой городовой почтительно ему козырнул. Диранков покосился на меня, словно желая убедиться, какое впечатление производит на меня такой почет, и хвастливо заметил:

— Видал? Мне не только здесь, во всех участках городовые козыряют. Да что городовые! Околоточные и даже пристава у меня вот где сидят!

И он сжал свой здоровенный, волосатый кулак.