Следующий день, 1-е сентября, падал на воскресенье. Сперва все собрались к православному богослужению в походной церкви, устроенной посреди лагеря, вокруг которой наши войска были расставлены в огромных каре; потом все перешли несколько сот шагов далее, к месту, где прусские войска, таким же образом расставленные, слушали проповедь лютеранского пастора и пели свои церковные гимны. Такое слияние двух вероисповеданий, двух богослужений в одном лагере, в присутствии двух монархов, стоявших во главе этих двух различных церквей, служило живым символом обоюдной их веротерпимости, тем более поразительным, что все это происходило в крае, исповедующем римско-католическую веру, которая отличается своею нетерпимостью и фанатизмом.
Покамест в лагере отправлялась божественная служба, на широкой равнине перед ним собраны были мусульманский полк, черкесы и кавказские линейные казаки. Вокруг них образовался огромный амфитеатр из солдат обеих наций, перед которыми теснились верхом и пешком все иностранные офицеры, жаждавшие полюбоваться никогда не виданным ими зрелищем. На самом возвышенном месте, возле артиллерийской батареи, стал царственный хозяин со всеми своими Августейшими гостями, и по данному им сигналу началось ристание. Татары, черкесы и казаки, в разнообразных и богатых своих нарядах, пустили вскачь своих лошадей, нападая одни на других и увертываясь от ударов со свойственными им ловкостью и быстротою. То летя вперед, то уклоняясь, как молния, в сторону, то толпою, то поодиночке, то, наконец, стоя на лошадях и в этом положении стреляя из ружей и пистолетов, наконец, по одному знаку своих офицеров, строясь и рассыпаясь с одинаковым проворством, они всех изумили и своими атлетическими формами, и стремительностью своих лошадей, и собственною своею удалью. Соединив в себе Европу с Азией, этот праздник напомнил собою времена крестовых походов.
Следующие дни калишского съезда были посвящены парадам, учениям и маневрам, на которых блистательная выправка и точность движений наших войск вызвали общее удивление иностранцев.
Давались также большие обеды и другие празднества разного рода. При одном из них, данном нашим монархом от лица всего лагеря, 2000 музыкантов исполнили королевский марш и с лишком 600 полковых певчих пропели куплеты в честь короля, сочиненные простым солдатом и положенные на музыку моим адъютантом Львовым, с аккомпанементом выстрелов из 18 орудий. В заключение великолепного фейерверка бомбардировался нарочно выстроенный за лагерем городок с высокими минаретами. Его зажгли гранатами, постепенно взрывавшими фугасы, состоявшие из бесчисленного множества ракет. Это было точно извержение огнедышащей горы.
Простившись с нашими генералами и офицерами в самых трогательных выражениях, король оставил Калиш 10 сентября. Государь проводил его до границы царства. Вслед за тем выступил из лагеря прусский отряд, а потом началось обратное движение и наших войск. При последнем прощанье Государь собрал вокруг себя всех офицеров и благодарил их так милостиво, что они в слезах бросились целовать ему руки и колени. При общем натиске лошадь его едва могла устоять на ногах.
Свободное копирование
