Вслед за тем, только что заложили посольский экипаж, Государь, переодевшись, поехал в Шенбрунн к Императрице-матери. Весть о его приезде разнеслась по городу с быстротою молнии, и мне вскоре принесли записку от княгини Меттерних, упрашивавшей меня приехать к ней; между тем мои комнаты наполнились чиновниками посольства и лицами, присланными от разных властей столицы, чтобы удостовериться в справедливости этой вести. Князь Эстергази, австрийский посол при Английском дворе, только за день перед тем видевший Государя в Праге и уверенный, что он теперь в Силезии, приехав в Вену через три часа после нас, был поражен общим движением на улицах и, не давая никакой веры известию, которым встретили его домашние, поспешил тотчас в наш посольский дом, где мы вместе с ним похохотали над его изумлением.
Княгиня Меттерних бросилась мне на шею, когда я объявил ей, что Государь после обеденного стола у Императрицы приедет лично вручить ей письмо от князя.
Любезная внимательность, оказанная Государем через приезд его в Вену вдове Императора Франца, о котором память была еще так жива в этой столице, расположила к нему всех, от членов императорского дома и до самых низших сословий. Дамы толпами стояли на лестнице и в сенях посольского дома, чтобы взглянуть на Николая; на улицах народ бежал за его каретою. В следующее утро Государь, во фраке, прохаживался с князем Лихтенштейном (Рукой императора Николая написано: "Non. seui" ("Нет, один" -- фр.)) по городу, зашел по дороге в несколько магазинов и накупил там подарков для Августейшей своей супруги; потом по возвращении домой он поехал, с князем же, в простой извозчичьей карете, в монастырь, где покоится прах императора Франца. Двери в склеп им отворил монах, который был свидетелем трогательного благоговения, выразившегося на лице Государя в минуту, когда он приблизился к заветной гробнице. Это поклонение останкам монарха, обожаемого австрийцами, еще более увеличило энтузиазм венских жителей к Императору Николаю, а везший его извозчик сделался предметом общего любопытства и множества эстампов, появившихся в магазинах.
Княгиня Меттерних, осчастливленная приемом у себя Государя, умоляла меня убедить его повторить еще раз свой визит к ней вечером. Опасаясь, может быть, остаться наедине с прелестнейшею женщиной, самым обворожительным образом предававшеюся увлечению своей радости, Государь взял с собою меня: но оказалось, что и она, движимая, вероятно, тем же страхом уединенной беседы с красивейшим мужчиною в Европе, вооружилась против него присутствием двух замужних своих падчериц. Свидание было чрезвычайно любезно с обеих сторон, но несколько принужденно.
Тотчас после нашего приезда отправили курьера за эрцгерцогом палатином. Он на другой день приехал к Августейшему своему шурину, которого видел только однажды в Петербурге, и то двухлетним ребенком, в то время, когда сочетался браком с великою княжною Александрою Павловною.
Венские сановники домогались чести быть представленными нашему Императору, и войска также непременно желали явиться перед ним; но мне уже вперед дано было приказание отклонить все подобные просьбы, объявляя, что Государь приехал только засвидетельствовать свое почтение Императрице и на следующий день должен ехать. Изъятие было сделано только для чиновников нашего посольства и еще для некоторых русских, находившихся в ту минуту в Вене. Государь был с визитом у графини Чернышевой, жены нашего военного министра, от которой послал курьера передать ее мужу в России весть о появлении своем в столице Австрии.
После обеда мы отправились обратно тем же путем. Почтосодержатели и почтальоны, зная в этот раз, с кем имеют дело, принимали нас везде с радостными лицами, смеясь сами над мистификацией, в которую были введены. Ровно через сутки Государя уже встречали в благодарности за посещение их столицы; я, с моей стороны, занялся сборами к нашему отъезду, назначенному в тот же вечер.
В это время зашел ко мне князь Меттерних, который, исполненный восторга от милостей нашего Государя к его жене, прочел мне ее письмо и еще другое, в таком же духе, от эрцгерцога Людвига, и сверх того оставил в моих руках на память следующее донесение, только что полученное им от венского генерал-губернатора Оттенфельса:
"Со времени последнего донесения моего вашему сиятельству от 7 октября (н. ст.) мы были очевидцами события столь чрезвычайного и столь неожиданного, что никогда не поверили бы ему без свидетельства собственных наших глаз. Когда вчера, в 2 часа пополудни, мне прибежали сказать, что в Вену приехал русский Император и что он остановился в доме своего посольства, я счел принесшего мне эту весть за лунатика. Но мое изумление и неверие вскоре превратилось в чувство благоговейного умиления, когда Император Николай поехал в Шенбрунн для изъявления своих приязненных чувств нашей вдовствующей Императрице. Не берусь передавать вашему сиятельству подробностей кратковременного пребывания Его Величества в нашей столице. Вы изволите прочесть их в письме вашей супруги, имевшей честь дважды принять у себя августейшего гостя. Но не могу умолчать о том в высшей степени благоприятном впечатлении, которое великодушная мысль русского монарха и образ ее исполнения произвели на здешнюю публику. Это событие одно громче и положительное всех самых красноречивых дипломатических актов свидетельствует о тесном союзе, связывающем оба Августейшие дома".
В полночь, простившись с Австрийским двором, мы сели в коляску и поехали через Траутенау в Фишбах. куда прибыли к обеду. Король с дочерью, Императрицею, и несколькими принцессами своего дома ожидали нас в прекрасном готическом замке принца Вильгельма, куда собралось и много окрестных владельцев. Здесь Государь простился с королем и с своею супругою, которая отсюда возвратилась прямо в Царское Село.