Премьера "Живого трупа" падает как раз на середину "позорного десятилетия" в истории русской общественной мысли. Это была пора повышенного интереса ко всякого рода сценическим эскападам, формалистическим вывертам, пора бесцеремонного хозяйничания в театре режиссера, художника, композитора, когда смежные искусства "узурпировали" театр, претендуя на роли первой величины, отодвигая в сторону актера-творца, низводя его до положения марионетки. В самом Художественном театре, как я уже отмечал, параллельно с "Живым трупом" репетировался крэговский "Гамлет" -- странное, противоречивое произведение, рожденное фантазией больной и изломанной, где чувствовался могучий талант театрального "чародея", искателя Крэга, но раскрывался мир, далекий от образов и идей великого жизнелюбца Шекспира. Лишь резкое вмешательство Станиславского да талант Качалова спасли спектакль от почетного и блистательного провала. Но именно к этой раззолоченной мистике, поглотившей во многом трагедию Гамлета, было приковано внимание как по ту, так и по эту сторону рампы. "Гамлет" был злобой дня, кометой на театральном небе тех лет, и, конечно, он больше соответствовал вкусам и нравам эпохи, чем строгий, не склонный к эффектам "Живой труп" с его глубоким "душевным" реализмом.
Любителям экзотики, охотникам до мистических мудрствований "Живой труп" не мог не казаться пресным. Его отличала та высшая простота, которая, по меткому слову Н. Е. Эфроса, "не мечется в глаза" и потому представляется неподготовленному глазу всего-навсего ординарной "правденкой", тем самым "как в жизни", каким уже давно -- и подчас не без основания -- попрекали Художественный театр. Принципиальные завоевания "Живого трупа" прошли незамеченными в силу ряда специфических черт эпохи, причем нужно иметь в виду, что пренебрежение к этому спектаклю носило не только эстетический, но прежде всего идеологический характер. Идейная проблематика пьесы Толстого, ее глубочайшая враждебность нормам современной писателю жизни слишком многих тревожили и пугали, и это не могло не повлиять на официальную оценку спектакля, отголоски которой докатились до наших дней.
Мне кажется, что пришла пора исправить эту историческую несправедливость. Пора оценить по достоинству подвиг Художественного театра, сумевшего в обстановке сражения с реализмом по всему фронту подняться на высшую его ступень. Прав был Владимир Иванович, сравнивавший "Живой труп" с такими признанными удачами театра, как чеховские его спектакли и некоторые произведения классического репертуара тех лет. Художественный театр хоронили не раз и не два, а он был жив и способен на большие и принципиальные творческие искания. Тому свидетельство -- спектакль "Живой труп", одна из самых славных и чистых страниц предреволюционной истории этого театра.
Свободное копирование
