Западная цивилизация

Западная цивилизация

Одним из светил нашего факультета был Уильям Лангер. До войны он опубликовал несколько классических книг о дипломатической истории Европы до Первой мировой войны, в которых использовал впечатляющее количество источников на различных языках. Он также был редактором «Энциклопедии мировой истории», которая остается до наших дней незаменимым справочником. Он был чрезвычайно требовательным к себе и к своим студентам. Часто рассказывали про него одну историю. Как то раз он вернул аспиранту его курсовую работу и заявил, что, несмотря на то что она заслуживала пятерку, он поставил пять с минусом, так как аспирант не использовал итальянские источники. «Но, профессор Лан- гер,-протестовал аспирант,-я ведь не читаю по-итальянски». На что Лангер будто бы ответил: «Откуда вы знаете, вы что, попробовали?» Его прозвищем было «Мясник». Когда я спросил его, почему, он ответил с характерным для него гнусавым выговором: «Мясник, потому что всех режу на экзаменах». Но со временем, когда я узнал его поближе, он стал гораздо мягче.

В июле 1963 года-мне как раз исполнилось сорок — я получил от него письмо с предложением принять участие в создании двухтомного учебника для первокурсников по истории западной цивилизации под его редакцией. Книги должны были иметь много хороших иллюстраций, предоставленных издательством «Америкен Херитидж», которое собиралось издать этот двухтомник совместно с «Харпер энд Роу». Планировалось, что будет четыре автора. Я должен был отвечать за главы о Европе после 1800 года. Это предложение привлекало меня по нескольким причинам. Я был не против того, чтобы отложить биографию Струве, над которой уже проработал пять лет, и написать что-нибудь, что требовало широкого обобщения. Кроме того, предоставлялась возможность вплести историю России и Восточной Европы в контекст западной цивилизации; обычно им отводилась лишь второстепенная роль. Наконец, был обещан весомый гонорар, что тоже было весьма привлекательно, потому что в то время у меня не было никаких источников дохода, кроме зарплаты. Я согласился.

Три с половиной года я весьма усердно работал над учебником, изучая огромное количество литературы по многим аспектам сташестидесятилетнего периода европейской истории, необычайно насыщенного событиями. Особенное внимание я уделял развитию культурной и интеллектуальной мысли в России и Восточной Европе. Это были сильные стороны моего исследования. Главы же, касавшиеся политической и экономической истории, были написаны более традиционно. Моя работа получила высокую оценку, когда богато иллюстрированный двухтомник вышел в свет в марте 1968 года.

Поначалу профессиональный мир встретил книгу настолько хорошо, что трудно было ожидать большего: двести колледжей стали использовать учебник в своих курсах, а количество проданных экземпляров второго тома за первый год составило 33 тысячи. Но на следующий год цифра продаж упала до 21 тысячи, а затем до 9 тысяч. Одной из причин было то, что авторы первого тома «От человека эпохи палеолита до возникновения европейских государств» писали столь напыщенно, что первокурсники с трудом могли разобраться в материале. Преподаватели перестали использовать этот том, а заодно и второй. Кроме того, время выхода книги оказалось весьма неудачным. Дело в том, что конец шестидесятых был периодом волнений в колледжах, бунта против любых традиций и авторитетов, включая учебники, и даже против самого понятия «западная цивилизация».

В 1970 году издатели подготовили новое издание моего раздела под названием «Европа с 1815 года», а на следующий год-второй том, первая половина которого «Европа с 1500 года» была написан Дж. Г. Хекстером. Но, увы, потенциальная аудитория этих книг была намного меньше, чем учебника по западной цивилизации в целом. В 1975 году вышло второе сокращенное издание оригинальной версии книги в мягкой обложке под логотипом того же издателя без роскошных иллюстраций, но к тому времени книга уже утратила свою новизну. Понятие «западная цивилизация» уступило место «мировой истории», но этому предмету не хватает внутреннего единства, так как различные регионы мира развиваются в различном временном измерении. Кроме того, обусловленный достойным, но туманным стремлением к равенству, такой подход не давал возможности ознакомить молодежь с источниками своей собственной культуры.

1967-й был годом пятидесятилетия Русской революции и по рекомендации американского Совета научных обществ я организовал в апреле конференцию по этой проблематике в Гарварде. Ученые и фонды, к которым я обратился за финансовой поддержкой, оказывали на меня давление, убеждая пригласить советских историков. Я отказался на том основании, что речь шла не о научных темах или истории далеких эпох и стран, а о Русской революции, бывшей в Советском Союзе предметом не научного исследования, а политики, которую строго контролировали власти, считавшие ее жизненно важной для поддержания своей легитимности. В итоге один ученый отказался принять участие в конференции, а некоторые фонды отказались оказывать финансовую поддержку.

Но конференция все же состоялась, и это было большое событие. Список участников включал ученых с мировым именем; среди них Ханна Арендт, Исайя Берлин, Е. Г. Карр, Мерл Фэйнсод, Джордж Кеннан, Леонард Шапиро, Хью Сетон-Уотсон и Бертрам Вулф. Мы не предпринимали никаких попыток придти к какому-то общему мнению. Доклады конференции вышли в 1968 году под названием «Революционная Россия».

В июне 1968 года я провел какое-то время в Хельсинки, работая над материалами о Струве в университетской библиотеке. До 1917 года это была одна из российских библиотек, регулярно получавших периодические издания, и там хранились, в частности, газеты, которые невозможно было найти где-либо на Западе. Я жил в маленьком номере в гостинице, проводил большую часть дня в библиотеке, а затем часами бродил по улицам. Я был совершенно счастлив и задавался вопросом, не было ли мне предназначено стать монахом. Когда работа была закончена, я отправился на пару дней на пароходе насладиться видами чистейшего озера Саймаа.

21 июня я приехал в Прагу, где ко мне присоединилась жена. Город был охвачен тихой революцией, которой руководил Александр Дубчек. Меня поразило, как быстро исчезла вся символика коммунистической власти: серп, молот, красные флаги, портреты Ленина. В витрине одного магазина был портрет только Томаша Масарика, основавшего в 1918 году Чехословацкую республику. Портрет привлек толпу, которая разглядывала его, потому что изображение Масарика было запрещено свыше двадцати лет. Но несмотря на непринужденную атмосферу обычной жизни все же чувствовалось некоторое беспокойство, что русские не станут терпеть подобные перемены. Советские офицеры в форме сновали по пражским улицам с отчужденным и осуждающим видом. В одной пивной я с тревогой наблюдал, как несколько чехов пытались убедить нескольких сидевших в угрюмом молчании русских, что они никоим образом не были угрозой их стране и их режиму. Мне пришла в голову мысль, что было бы намного убедительнее, если бы они делали упор на том, что Варшавский пакт встретится с кровавым сопротивлением, если пойдет на военное вторжение.

Вторжение произошло двумя месяцами позже, и оно было бескровным.